– плюс то, что я не заглянула ему под мышки. Увы.
Была еще только середина дня, а потому я отправилась прямиком в банк и депонировала чек. За вычетом суммы наличными, которую мой счет покроет до того, как чек будет оплачен. Шестьдесят долларов. С этими двадцатками в сумочке я поехала дальше, приказывая себе дышать и не оглядываться. Я вошла в нечто среднее между стейкхаусом и баром, место, которое часто посещала, когда у меня водились деньжата. Заведение находилось в лесу в нескольких милях от города вниз по шоссе. В «Счастливой собаке» я заказала виски и шикарный рибай. К нему прилагались зеленый салат и запеченный фаршированный картофель. Восхитительно. Мои чувства ожили. Еда и деньги вылечили меня. Виски убил тараканов. Я стала новым человеком, той, кому не уготована судьба закончить земную жизнь, косясь на кучку толстяков. Той, чья судьба сложилась при необычных обстоятельствах. Мой творческий порыв послужил поводом для дальнейших раздумий. Бизнес, который я придумала на лету, – «Земля к земле», – мог иметь успех. Люди искали альтернативы. К тому же смерть была устойчива к рецессиям и не могла быть легко передана на аутсорсинг другой стране. Я знала, что будут законы, правила и другие препятствия, но с помощью куша, сорванного Данаей, я могла наладить жизнь.
Пока я сама себе излагала свое многообещающее будущее, он приземлился в кресло напротив. Мой заклятый враг. Моя альтернативная страсть.
– Поллукс, – обратилась к нему я. – Моя индейская совесть. Где твой симпатичный наряд полицейского племени?
Поллукс был когда-то остроглазым боксером. Нос искривлен, левая бровь помята. Один зуб вставной. Костяшки пальцев – шершавые бугорки.
– Я не на дежурстве, – ответил он. – Но здесь не просто так.
Мое сердце дрогнуло. Я боялась, что Поллукс пришел, чтобы оказать мне особую услугу.
– Туки, – сказал он. – Ты понимаешь, о чем я.
– Мы должны прекратить встречаться?
– Я понял, что это ты, как только увидел рефрижератор. Инновационный подход.
– Я мыслитель, этого у меня не отнять.
– Племя не зря отправило тебя в колледж.
– Да, – согласилась я.
– Вот что я скажу. Я куплю тебе еще виски, прежде чем мы поднимем шумиху.
– Я собиралась начать прекрасный бизнес, Поллукс.
– Ты все еще можешь. Максимум лет через двадцать. Ты на славу поработала. Подозревали твоих подруг. Увы, они впали в истерику и начали хвастаться знакомством с тобой.
(Даная, Даная! Ох, моя ненаглядная.)
– Шутишь насчет двадцати. У-у-у, мне страшно. Ты разговаривал с Марой?
– Она похвалила твое обслуживание, сострадание и не отказалась от своих слов даже после того, как мы ей сказали, что за тобою стоит Даная.
– О, правда?
Я радовалась даже при таких обстоятельствах. Но мой приятель пока не признался, что нарочно запугивал меня.
– Поллукс, дай твоей старой приятельнице Туки передохнуть. И послушай-ка, почему двадцать?
– Я умею слушать, что говорят вокруг, – отозвался Поллукс. – Ты могла бы… я имею в виду, с твоим послужным списком. Тут никогда не знаешь наверняка. Срок может увеличиться и вдвое.
Я постаралась справиться с нехваткой воздуха. И все же чего-то недоставало. Преступления.
Поллукс уставился на меня – темным печальным взглядом из-под искалеченных бровей. Тот проникал в глубину моего нервного раскисшего сердца. Но теперь я видела, что он говорит всерьез.
– Как это? Почему двадцать гребаных лет?
– Не мое дело выяснять, знаешь ты или нет, что нашли на теле у Баджи.
– Что у него могли найти? Какую-нибудь фигню. Но ты не ответил на мой вопрос.
– Ты знаешь правила, которым я подчиняюсь. Но было бы лучше, если бы ты не депонировала этот чек.
– Я не дура. Конечно, я его депонировала.
Поллукс промолчал. Мы посидели еще немного. Его поврежденная бровь опустилась. Он пригубил виски и с грустью заглянул мне в глаза. Иногда при определенном освещении я выгляжу поразительно, напоминая девчонку-оторву, Поллукс при любом освещении уродливый окончательно и бесповоротно. Но как мужчина, боец, он не теряет от этого много очков. Суровый, так его называют. Он отвел взгляд. Когда он на меня смотрел так выразительно, я понимала: это слишком хорошо, чтобы продлиться долго.
– А теперь скажи, – велела я. – Все-таки двадцать?
– Ты наконец добилась успеха, Туки.
– Это был солидный чек. Я подумывала о благотворительности, понимаешь? После деловых расходов…
– Дело не в чеке, хотя и в нем тоже. Послушай, Туки. Кража трупа? И того, что было на нем? Это больше, чем крупное воровство. Плюс рефрижератор…
Я чуть не поперхнулась. Нет, я действительно подавилась. Даже слезы навернулись. Я даже не считала свои действия преступлением. Слова «хищение в крупных размерах» звучат шикарно, если только вам сказать больше нечего.
– Поллукс, я не воровала! Я перевозила тело. Делала одолжение подруге. Ладно, для этого я позаимствовала грузовик. Ну, что мне оставалось, когда она кричала во весь голос: «Баджи, душа моя»?
– Да, Туки. Но ты депонировала чек. Кроме того, грузовик был рефрижераторным. Как будто ты собиралась расчленить тело.
Я потеряла дар речи.
Поллукс заказал мне еще виски.
– Ты единственный в своем роде, – наконец выговорила я. – А кроме того, потаватоми[5]. Родня по племени.
– И друг, – подсказал Поллукс. – Мы, разумеется, провели вместе целую вечность. Мы росли вместе на Черепашьей горе. О, Туки, моя бесконечная…
– Бесконечная что?
Он не ответил. Я спросила опять.
– Мы добьемся сокращения твоего срока, – сказал он наконец. – Я попробую привести аргументы в твою защиту. Может, заключим какую-нибудь сделку. Я не думаю, что кража тела должна быть таким уж серьезным преступлением. И ты не знала…
– Продолжай. Почему это преступление? Это был просто Баджи.
– Я знаю. К тому же история с расчленением…
– Это глупо. И он был недостаточно свеж, чтобы его можно было продать.
Поллукс посмотрел на меня серьезно и сказал, чтобы я не вздумала ляпнуть это в суде.
– Власти племени не станут этим заниматься, – продолжил он. – Это дело федерального уровня. Люди в этой системе не знакомы с твоим чувством юмора. Твое обаяние не подействует. Для них мы просто большие злобные индейцы, ты и я. Хотя…
Он вроде как собрался меня обнадежить, но я его перебила:
– Только ты стал нашим племенным полицейским. Мудрый выбор.
– Ты можешь быть кем угодно, – вскипел Поллукс. – Ты заставляешь мой мозг кипеть. Заставляешь мое сердце (он осторожно коснулся своей груди) переворачиваться. Скручиваешь его в узел. Как будто никогда не слышала, что именно наш собственный выбор приводит нас туда, где мы есть.
Более правдивых слов еще никогда никто не произносил, но я не смогла ответить. Мысли в голове метались.
Мы пристально посмотрели друг другу
