колодезь зашвырнул, насилу достала. Нормальный человек попросил бы: чи ж я не дала б? А этот… и яка его мать родила?
А Андрей деловито подошёл к сестричке Наташе и отдал ей оба мандарина. Девочка попыталась один не взять, но мальчик настоял, чтобы оба.
— Так ты и остался без подарка? — спросил Иван у Андрея перед отъездом, когда разведчики прощались с семьёй, носившей, как оказалось, почти такое же имя, как у села, — Авдеевы.
— Разве ж без подарка? — удивился тот и стал загибать пальцы: — На та… на бээрэме вашей покатался, и в бою побывал, и на командирском месте сидел… — он вздохнул, — расскажи я кому, не поверят!
— Поверят, — заверил его подошедший Володя. — Я рапорт подам о твоём награждении. Адрес я ваш записал, думаю, будешь с медалькой в школу ходить. А пока…
Он стянул с головы шлемофон, отстегнул переговорное устройство — и надел на голову парня:
— На командирском месте ты сидел, а теперь у тебя будет и настоящая командирская шапка. Бывай здоров, Андрей. После Победы свидимся.
Ангел
Ангелина из третьего подъезда выглядела как кинозвезда. Ноги — от ушей, волосы — до поясницы, широко распахнутые изумрудные глаза, а фигура… Фигура такая, что даже строгий деловой костюм не мог ее скрыть. Когда Ангелина шла по улице, женщины начинали теребить рукава своих мужчин, мужчины — восхищенно присвистывать, ну а старушки со скамейки перед парадным… Старушки, казалось, все уже сказали, но всякий раз находилось что-нибудь эдакое. Потому что, когда Ангелина шла мимо, молчать было нельзя.
— Ишь, Гелька-то вернулась, — сообщила Маргарита Петровна, занимая место рядом с подругой. — Небось с любовником куда ездила. Видала, к ней мужики с букетами так и ходят? И всё — разные…
— Матушка-то ейная в гробу небось переворачивается, — вздохнула Екатерина Семёновна. — А еще медик, называется.
— Да видно по ней, какой она медик, — хмыкнула Маргарита Петровна. — Совсем стыд потеряли.
Не то чтобы Маргарита Петровна или Екатерина Семеновна были совсем уж нехорошими людьми. Нет-нет, обе женщины прожили достойную жизнь, попали по распределению на один и тот же завод, а потом вышли оттуда в положенный срок на пенсию.
Но одинокая девушка из третьего подъезда очень уж раздражала. Нет, не нарядами, Ангелина всегда одевалась очень сдержанно. И даже не поведением — соседка была всегда приветлива, а однажды дала Екатерине Семеновне дельный совет, как избавиться от прострела в спине. И правда, ведь помогло! Но все-таки ее непростительная красота сама по себе бросалась в глаза и заставляла испытывать смешанные чувства, особенно если даже в лучшие годы вам случилось щеголять лишь куцым хвостиком мышиного цвета, прикрывая форму ног юбками и брюками, а теперь и вовсе предпочтительно смотреться в зеркало пореже. В общем, всякий раз, когда Ангелина шла мимо, Маргарита Петровна сердито поджимала губы. А теперь еще и вереница мужиков. Может, у нее там — притон какой? Нет, надо бы сообщить куда следует, пускай проверят.
И вообще, этой молодежи все дается без труда. Захотел — институт бросил, взял машинку и картинки людям на коже бьешь. Ну разве ж это работа? Вот сын Кузнецовых Сашка так и сделал. Ох и наплакалась Вера Кузнецова, когда он однажды матери сказал, что документы из института забрал. А уж чего сделано — не воротишь. Теперь от родителей съехал, в тату-салоне работает. А последние три месяца его и не видать совсем — поди от мобилизации сбежал, тьфу! «Вот были люди в другое время», — думала Маргарита Петровна.
А дальше случилось кое-что совсем уж невообразимое. Гелька-то легка на помине оказалась. Только про нее поговорили, как глядь — она уж и идет. Сначала к подъезду подкатила машина, да еще какая — сама черная, здоровенная, спереди решетка широкая. Потом из её просторного салона, через дверь, открытую молодым водителем, выпорхнула Ангелина — как всегда, элегантная и улыбающаяся. В этот день она была особенно красивая — в белом с золотом костюме, туфлях, с причёской, будто только что из салона красоты…
Но самое главное, что буквально заставило подружек оцепенеть, — на груди у девушки было необычное «украшение» — не модная брошь, а самый настоящий орден!
— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась Ангелина. А затем, не дожидаясь ответа, простучала мимо каблучками и упорхнула в подъезд. Странное авто тоже уехало.
— С каких это пор у нас фотомоделям ордена раздают? — нарушила наконец молчание Семёновна.
— Совсем совесть потеряли, — прошипела Маргарита Петровна. — Нет, ну где это видано…
Она пару раз сжала сухонький кулак, а потом сказала:
— Ты, Семёновна, как хошь, а я этого так не оставлю!
— А что ты предлагаешь? — спросила её подруга.
— Пошли к участковому, — решительно сказала Маргарита Петровна, вставая со скамейки. — Между прочим, если меня склероз не подводит, незаконное ношение боевых наград — уголовное преступление!
* * *
Бдительные пенсионерки — это факт, с которым следует считаться, даже если ты — полицейский. Взглянув на вновь прибывших, старший лейтенант Прозоров вздохнул и проговорил в телефонную трубку:
— Ты там попробуй меня пробить всё-таки. Не хочу штаны протирать… Ну и что? Я в порядке! Ладно, ко мне тут граждане пришли. Бывай!
Прозоров грохнул трубку о белый корпус телефонного аппарата:
— Бюрократы чертовы!.. — выругался он.
— Что случилось, милок? — участливо спросила Екатерина Семеновна. — Заболел али чего?
— Да я только с Донбасса вернулся, — неожиданно разоткровенничался полицейский. — Ездил в командировку в Мариуполь. Ну и не только. В общем, под обстрел попал, контузия. Меня сюда и вернули. Я там только три месяца пробыл! Это же уму непостижимо! Мой дед всю войну до Берлина прошёл — три ранения, одно тяжёлое, а контузию тогда вообще в расчёт не брали! Подумаешь, мина взорвалась в паре метров! Даже осколками не задело, а обратно теперь не пускают — сиди, мол!
— А мои на войне познакомились, — сообщила Семёновна. — Под Курском, мать отца в тыл вытянула, раненного.
— Да уж, — вздохнул полицейский, — нет в России семьи такой… — И спохватился: — А вы ко мне по делу?
— Конечно, — важно ответила Маргарита Петровна. Она расправила плечи, вскинула для острастки брови и посмотрела на Прозорова: мол, будет она без дела туда-сюда расхаживать. — Мы из четвёртого дома. У нас там девка живёт, такая… числится медиком, а сама, наверно, фотомодель.
Прозоров тяжело вздохнул. Там, на Донбассе, идет бой не на жизнь, а на смерть, а он тут сидит, кляузы разбирает. Не для того он родился, учился, служил, чтобы стулья протирать. Сегодня фотомодель, завтра — что? Излучение от вышки сотовой связи? Борьба за
