была выдана замуж за иностранного принца. Вообще, для Петра I племянницы, представлялись настоящими козырями, которыми можно было вершить внешнюю политику. Законные по рождению, даже порфирородные, как называют родившихся уже после вступления на престол отца. Мать тоже из благородного дворянского рода. Идеальный вариант для постоянно активного матримониального рынка Европы. Старшую Екатерину дядя выдал за герцога Мекленбург-Шверинского. Пока оставим эту пару.
Анне предстояло выйти замуж за герцога Курляндии, что располагалась некогда примерно на западе современной нам Латвии. В 1710 году приехал юный, но уже повидавший и побег, и жизнь в изгнании, Фридрих Вильгельм в Санкт-Петербург жениться. Разумеется, он не представлял точно, как выглядит его суженая. Вероятно, был показан ему прежде некий портрет, который, как мы понимаем, передает ровно ту достоверность, которую позволено художнику обеспечить. Но 18-летнего правителя Курляндии внешность Анны интересовала если не в последнюю, то уж точно не в первую очередь. Может быть, и портрета не видел никакого. Он благодаря России и ее победе над Швецией смог вернуться в свое герцогство из долгой вынужденной жизни на чужбине, а уж породниться с влиятельнейшим Петром, о таком можно было только мечтать. При таких обстоятельствах на его власть точно никто не покусится.
Разумеется, был подписан брачный договор. Вероятно, Фридрих Вильгельм на какую-то минуту почувствовал себя полноправным партнером российского государя, оттого и попытался прописать[8] пункты, регламентирующих, что его Курляндия не обязана участвовать в войнах России, которая в свою очередь должна вывести все свои войска с территории герцогства. Конечно, не стал на это Петр Алексеевич соглашаться, более того, сумму приданого он разбил на две части: 40 тысяч рублей непосредственного самого причитающегося в таком случае и 160 тысяч в качестве займа на конкретную цель выкупа заложенных владений. При этом, определяли, что супруг должен ещё и регулярно выплачивать своей жене по 10 тысяч ригсталеров, а если с ним что случится, то ежегодная её пенсия должна составлять 100 тысяч рублей.
На том и порешили. Свадьба состоялась в ноябре 1710 года.
Начиналось всё чинно и благородно – с венчания 11 ноября. Но уже здесь возникли первые сложности. Фактический глава русской церкви митрополит Стефан отказался проводить венчание[9] по православному обряду. Причина очевидна – жених состоит в лютеранской вере. Поэтому проводить таинство было доверено архимандриту Хутынского монастыря Феодосию, который был духовником Петра, а посему не смог отказать. Для церемонии пришлось нашему священнику произносить фразы на латыни, чтобы герцогу понятнее было, чтобы мог и ответить «да», когда следует. Царь держал венец над Фридрихом Вильгельмом, а над невестой держал Александр Меншиков.
Ну а затем всё веселье и началось в лучших традициях и привычках петровского двора. Стреляли орудия, играла музыка, плясали люди, на потеху им были разнообразные карлики, их, кстати, Анна Иоанновна очень потом любила, может именно с этим радостным днем они у нее и ассоциировались. Карлики даже выскакивали из пирогов, читая приветственные речи. Ели много, пили еще больше. Гуляния продолжались даже глубоко за полночь, уже непосредственно в спальне у молодых. Наедине их оставили лишь около трех ночи.
Но гульбища этим не были завершены. Продолжались они без остановок неделю, затем другую. Когда стало очевидно, что повод свадебный уже и отстает по временной шкале все дальше, то решено было обновить причину торжеств. Срочно организовали новую свадьбу. Кого на этот раз сочетать браком? В 20-х числах ноября женили карликов и карлиц. Устроили потешную процессию из людей с различными физическими особенностями – радостям публики не было предела. Чтобы читатель не переживал, что это как-то шокировало молодую Анну, вспомним, что в 1740-м она фактически повторит эту трагикомедию, устроит шутовскую свадьбу. Сама же будет руководить маскарадной комиссией, в том числе и по устройству легендарного ледяного дома. В нем заставит проводить первую брачную ночь впавшего в немилость князя Голицына с Авдотьей Бужениновой.
Лишь в январе 1741 года Фридрих Вильгельм сумел начать сборы домой, вернее сказать, позволили ему домой собираться. Но отправиться в путь ему было непросто. Болел, его лихорадило. Пришлось переносить дату выезда. Наконец, ему стало совсем уже лучше. Выехали. Дело сделано. Анна Иоанновна замужем. Отношения с Курляндией славно закреплены. Можно ставить галочку?
Не так все просто. Проехав около сорока километров от очень гостеприимного Петербурга, 18-летний герцог банальнейшим образом умер. Не выдержал он, по всей видимости, всей широты русской свадьбы и ее последствий. Так все для него старались, а он вот как…
Вся надежда была, что окажется вдова в положении, ведь брак фактически состоялся, но, увы. Молодая герцогиня логично полагала, что ее теперь оставят жить в России, но всемогущий дядя через некоторое время приказал все же отправляться в Митаву (нынешняя Елгава) курляндскую.
Девятнадцатилетняя Анна была вынуждена жить, хоть и с титулом герцогини, но в чужой стране, без мужа, без детей, без перспектив. Она просилась вернуться, но Петр не позволял, женщина была символом российского контроля над герцогством. По брачному договору полагалась ей пенсия в случае смерти супруга, но платить маленькое государство попросту было не в состоянии. Сумма оказалась неподъемной. Да и не хотелось прагматичным курляндцам содержать русскую царевну. Потому к Анне был приставлен гофмейстер Петр Бестужев-Рюмин, в задачи которого входило изыскивать средства для ее существования, а заодно следить и за самой герцогиней, и за делами в герцогстве, которое попало под власть местных дворян, а ими, в свою очередь, руководили из Речи Посполитой.
Анна писала письма Петру, писала своей матери. Хотела поддержки моральной, от дяди еще и денег ждала. Правда, и того, и другого получала в ответ весьма скромно. Российский царь лично и придирчиво согласовывал, сколько и на какие цели выделять племяннице, какие сумму ей можно тратить на еду, на одежду, на украшения.[10] А мать, Прасковья Фёдоровна, постоянно находила поводы в чем осудить, да за что отчитать.
Могла ли тогда Анна надеяться, что когда-то станет самодержицей российской? Ответ очевиден, вряд ли даже такую перспективу она в фантазиях для себя формулировала. Просто проживала свою жизнь. Хотела лишь одного – обычного человеческого, если позволите, сугубо женского счастья. А реализовать его не было возможности. О возникшей её близкой связи с находившемся рядом Бестужевым-Рюминым, который был старше почти на 30 лет, тут же стало известно в Петербурге. По этой причине испортились и без того непростые отношения с матерью. Вдовствующая царица простила свою дочь лишь незадолго до своей смерти, да и то, после вмешательства и личной просьбы императрицы Екатерины Алексеевны, которая всегда благоволила курляндской «пленнице».
«Пленнице». Вот мы и встретились с этим словом. Надо сказать, что в данном контексте это понятие всё же притянуто весьма. Да, не было возможности у Анны сделать что-то без разрешения родни, нельзя вернуться в родные края, но в будущем мы увидим
