боксе. Жребий в первом круге может свести сильнейших. Тем более что сейчас сибиряку, для того чтобы попасть в число призеров, придется выигрывать у всех остальных соперников. И это еще один из парадоксов борьбы: Харальд своей победой сделал из Ярыгина себе самого надежного помощника. Соревнования в Мадриде продолжаются.
Щелкнул тумблер. Сняв наушники, я вытер испарину, распустил узел галстука.
— Чего он так? — спросил Леонид, кивком головы показывая на уходившего с помоста Ярыгина. — Не было ему равных — и на тебе.
— За одного битого двух небитых дают. А случись это в Монреале? Обидно, конечно. Но лучше так. Пока перерыв, заглянем в пресс-центр. Надо среди своей журналистской братии потолкаться.
Протискиваемся между зрителями. Проход узкий. Из ложи почетных гостей меня окликает Милан Эрцеган:
— Надеюсь, неприятности позади?
— Вашими молитвами! Прошу отметить: Советское телевидение, несмотря на футбольный ажиотаж, решило транслировать борьбу.
— Сам себя рекламируешь, — смеется Леонид.
Чемпионат мира по футболу действительно дает о себе знать. Даже в пресс-центре, где собрана, казалось бы, самая преданная борьбе часть журналистов, пусто. Лишь ульем гудит угол: там мерцает экран телевизора. И большинство моих коллег, забыв о том, что происходит рядом с ними, с упоением следят за напористой игрой бразильской команды…
Спускаюсь в раздевалку. Мне надо было присмотреться к нашему тяжеловесу Сослану Андиеву. Он занял в сборной СССР место Александра Медведя. Мы думали, что после Мюнхенской олимпиады в этой весовой категории у нас образуется брешь. По моей теории, которая на практике подтверждалась неоднократно, легендарные личности в спорте после себя оставляют пустоту. Их победы прежде всего волей или неволей успокаивают тренеров, и они уже не так рьяно ищут корифею замену. Затем непрестанная цепь побед создает иллюзию их вечности. Да, кроме того, молодые, способные, но еще не окрепшие атлеты, попадая в цепкие лапы Медведя, не очень-то стремились к победе. После поединка с Александром у них еще долго побаливали бока и ломило кости. И вдруг. В следующем же году, в Тегеране, на первенстве мира, титул чемпиона чемпионов вновь стал наш. Его завоевал студент Сослан Андиев. Сослана я совсем не-знал. С его старшим братом Геннадием и средним Сергеем боролся на ковре. И тот, и другой подавали большие надежды: дюжие парни были. Не раз они занимали призовые места на первенствах страны. Но дальше не шло. Лишь третий Андиев добился того, что не удалось сделать двум первым. Меня смущала его молодость. Хотелось видеть его в боевой обстановке.
Сослан, разминаясь, приседает упруго раз, другой. Хорош! Высок, талия словно у солиста танцевального ансамбля. Его соперник румын Ладислау Шимон уже вышел на ковер. На мой взгляд, полноват.
Поднялся на помост Сослан. Он не повторял ни меня, ни Медведя. Вот попытался сделать подсечку и, мгновенно почувствовав, что этот прием не получится, провел отхват. Ладислау грузно осел на колени. Андиеву явно не хватало мастерства борьбы сверху в партере.
Арбитр дает свисток. Стойка. Сослан выпрямился и снова пошел в атаку. Шимон уперся ему головой в грудь, но, теснимый Сосланом, пятится к краю ковра. Они оба оказались на обкладных матах. Через минуту ситуация повторилась.
Замигала лампочка на табло у бокового судьи. Рефери на помосте остановил тяжеловесов, покрутил руками, призывая к активным действиям, и показал Андиеву жестом — не упирайся, не выталкивай. Хотя за уход с помоста предупреждение должны были дать румыну.
Объявлен перерыв. Я ставлю микрофон рядом с отдыхающим Сосланом Андиевым. Послушаем, о чем они с тренером будут говорить. Это было моим небольшим сюрпризом болельщикам.
— …Кисти онемели, — пожаловался Сослан.
— Потанцуй, помаячь у румына перед глазами, — посоветовал тренер. — А так — полный порядок. Для верности еще пару баллов заработай. Так же стой у кромки. И не выкладывайся…
Хлюпающие звуки массажа заглушили конец фразы. Да и массажист, суетясь, закрыл пол-экрана. Видно было лишь, как тренер вытер полотенцем лицо и плечи Андиева.
— Итак, второй период, — произнес я, продолжая трансляцию. — Вы слышали тренерские напутствия, впрочем, в них нет, вы убедились сами, ничего волшебного. Однако не будем недооценивать замечания. Там, на помосте, им другая цена.
Сослан, вопреки тренерскому наставлению, принялся чересчур бодро швунговать соперника — выполнять толчки и рывки. Крутил его, дергал, теребил все настойчивее и настойчивее. Шимон суматошно пытался оградить себя от неожиданностей, поймать Сослана, зацепиться за него, но его руки чаще ловили воздух. Осетин ловко избегал плотного захвата.
— Давай работай!
От этого надрывного «давай» меня бросило в жар. Кто это? Ведь я молчал, выдерживая паузу. Неужели не отключили микрофон, стоящий у помоста?
— Пора, включайся, — ворвалась в эфир новая тирада.
Точно, голос тренера.
— Вы слышите подсказку тренера, — я пытаюсь выпутаться из сложной ситуации. К счастью, режиссер, видимо, засек появление второго комментатора и ликвидировал накладку.
На ковре тем временем рисунок боя резко изменился: после тренерского «давай» Сослан начал бороться дерзко, и Шимон на глазах превращался в фигуру, вылепленную из мягкого податливого пластилина. Вот Сослан, обхватив соперника, заплел его ногу своей, изогнулся дугой, бросая противника. В воздухе мелькнули сплетенные тела и с шумом ударились о ковер. На экране телевизора они еще раз медленно и плавно совершили этот кульбит. Рев трибун прорывал звукоизоляцию кабины. Румын все-таки уходит с полумоста. Бой продолжается.
После поединка, благо это не видно телезрителям, вытираю взмокший лоб. Ничего себе преемничек. Да он пойдет дальше Медведя. Молод правда… Но если будет серьезным, то… Надо пойти поздравить.
Нахожу всех внизу, когда последняя пара покидает ковер.
— Сергей Андреевич, — набрасываюсь на тренера. — Вы же меня своим «давай» чуть до инфаркта не довели. А потом, в перерыве говорили Сослану одно, а он у вас совсем иное выкаблучивать стал. Как прикажете понимать?
— Так ты же сам предупредил, что все в эфир пойдет. А Шимон небось по-русски кое-что понимает. Вот и погорел бы я из-за твоей задумки.
— И вы, значит, несли всякую ахинею, вы… — заикаюсь я от возмущения.
— Не совсем, но вроде. Да сам посуди…
— Ведь я это за чистую монету зрителям выдавал. Эх…
Брось, не огорчайся, — успокаивает Преображенский. — Пошли с нами, что ли. Отрицательно
