жизнь, теперь могут спасти ее и мне. Кто-то задает вопрос про зэков. Тогда уже все посмотрели видео из зоны, где Пригожин вербует новобранцев.
– Вы с ними вряд ли пересечетесь. У них свои задачи, у вас – свои.
Приходит молодой парень, говорит брать шмурдяки и топать за ним. Думал, на полигон нас повезут на чем-то, но мы шли пешком. Километра три, не меньше. С вещами. С нами резво топал дед, лет шестидесяти, тоже из числа добровольцев. Тогда к качеству добровольцев особо не присматривались, брали всех, у кого есть желание и нет ВИЧа и гепатита (позже, когда требовалось больше народа, начали брать и «амбреллу» – их селили отдельно. Зэков с ВИЧ и гепатитом, кстати, брали всегда). Если у добровольца сильное ожирение, его отправляли в город, делать ЭКГ под нагрузкой. Если там не выявлено проблем – добро пожаловать. Война все стерпит, война всех примет.
Половину пути прошли, дед уже не такой резвый. Молодой его подбадривает, говорит: почти на месте. В палаточный лагерь мы добрались минут за 30, как раз к вечернему построению и проверке личного состава. Толпа народа стояла вокруг старшего лагеря – возрастного чеченца. Он хриплым голосом выкрикивал позывные, из толпы доносилось «я». Мы дождались, пока все закончится и позвали его, чтобы он распределил нас по палаткам. Лагерь был большой, на несколько тысяч человек, палатки армейские, где-то внутри – шконки, где-то – нары. Нам с Максом досталось два места в палатке с нарами. Закинули спальники наверх, сумки вниз. Ложимся спать.
Ближайшую неделю наш день начинался с построения на плацу, походов на занятия с перерывами на прием пищи в полевой столовой, немного времени на отдых. Были даже модульные души, но помыться под хорошим горячим напором удавалось едва ли. Благо октябрь в Краснодаре теплый и можно было ополоснуться холодной водой. Нас каждый день учили стрелять, метать гранаты, мы оттачивали оружейную акробатику. Никто не заставлял нас на скорость разбирать автомат, но умение быстро перезаряжаться тренировали до кровавых мозолей. Физухе тоже особо не уделяли внимание: жить захочешь – добежишь. Учились штурмовать здания, окопы, слушали лекции по медицине, тренировались оказывать себе и товарищу помощь, носились с «ранеными».
По мере нахождения в лагере стал ближе узнавать соседей. Основная масса – средних лет мужичье. Кто-то работягой всю жизнь был, но зачем-то козырял, что два года отслужил в разведке. Кого-то жена и дети заебали, и лучшего решения своих личных проблем они не придумали. Были и другие. Один из соседей – высокий, интеллигентного вида мужик, говорит грамотно, не матерится.
– А ты чем занимался?
– У меня бизнес в Москве, друг мой.
– Ого, а сюда чего решил?
– Ну, понимаешь, если сейчас их не остановим, через года два они все здесь будут.
– А бизнес?
– Да что бизнес, на жену доверенность сделал и поехал.
Позже он стал командиром взвода огневой поддержки (ВОП), руководил работой всей ствольной артиллерии и минометов нашего отряда. Вот и говорите потом, что воевать идут неучи, кто в жизни себя найти не смог. Банковские управленцы, владельцы бизнеса, многодетные отцы, офисные работники (как я), кадровые офицеры авиации, автомеханики – все бросали мирную жизнь и ехали воевать.
Многие из «мужичья» соскакивали до конца КМБ: пятисотились и ехали домой. Компания в качестве мер воздействия заставляла их отработать на нужды лагеря то количество дней, которое они провели тут. Они возводили новые палатки, сколачивали нары, стояли на раздаче в столовой. Особенно мне запомнился огромный, раза в два больше меня, амбал, весь в татуировках с рунами и бородой, который мирно улыбался и разливал нам, дрищам, компотик в столовой. Выглядело это забавно. Выбор таких людей я не осуждал, каждому свое, тем более что пятисотиться на полигоне – это одно, а на войне – совсем другое. Там бы их просто убили свои.
Были и бывшие ополченцы. Одного из таких звали Минер, он ветеран двух Чеченских войн, был в Дебальцево, в аэропорту в Донецке. Позывной явно указывал, что с саперным делом он был на «ты». Он так и не доехал до передка, его оставили руководить группой инженерных войск «Вагнера», ставить мины и отмечать их на карте. Мне рассказывали, что Минеру это не особо нравилось, ходил угрюмый, жаловался браткам, что, походу, это не его война. А потом в склад прилетел HIMARS. И «не его война» его забрала. Царствие небесное.
На седьмой день обучения нас начали опрашивать, кто какую специальность хочет получить. Можно было пойти учиться на миномет, гаубицу «Д-30», АГС, СПГ, ПТУР и БПЛА. Брали и на тяжелую технику, но только с опытом. Мы с Максом решили пойти на ПТУР, чему и были посвящены наши последние семь дней подготовки в лагере. Мы разобрались с пусковой установкой, выучили основные маркировки ракет, два раза стреляли. В группе нас было человек 15.
Однажды на стрельбах двое парней произвели пуск ракеты, которая из-за брака поздно запустила движок и упала на землю. Боевая часть отвалилась, осталась топливная. Она начала шипеть и метаться по всему полю в агонии, чем обратила нас в бегство. Никому не охота было помирать от этой шайтан-трубы. Позже, когда все успокоилось, приехали саперы подрывать БЧ. Наложили заряд, мы отошли далеко, за наблюдательную вышку «зеленых», согнали всех оттуда вниз. БАХ! С вышки посыпалось битое стекло от взрывной волны. Мы стояли и угорали над тремя охуевшими от таких дел офицеров. Я тогда ни капли не пожалел, что решил пойти на ПТУР. Это было страшно весело.
А вскоре стало еще веселее. Нас повезли на фронт.
Лнр и невыносимая серость бытия
Мы стояли на последней вечерней проверке. Это был наш 14-й день пребывания в Молькино. Вечером наши позывные должны были произнести в списке на убытие. Мы заранее позаботились о своем досуге, утром отпросились «к стоматологу». В лагере его не было, поэтому всех, кто жаловался на зубную боль, пускали в город до вечера. Мы еще раз попрощались со знакомыми Макса, вкусно поели (после лагерной столовой любая еда покажется мишленовской), послушали музыку. Таких вещей всегда не хватает в условиях информационной изоляции. Я набрал маме и жене по видеосвязи, насмотрелся на их слезы, успокоил, сказав, что все будет нормально (ну да, нормально).
Проверка закончилась, называют список на убытие и наши позывные. Следующий день весь проходит в сборах. Мы возвращаемся с полигона. В местном военторге гигантская очередь, чтобы ее не стоять, спрашиваю у знакомого с палатки, что есть.
– Да нихуя. Термобелье и мультитулы по шесть тысяч.
Ну вот, можно не стоять хотя бы эту очередь.
Ночь.
