“Пойти со мной?”
“Они — большая семья. Бриджит О'Коннер стала матерью четырех мальчиков и двух девочек, включая их новорожденного. Если ситуация там такая ужасная, как говорит Киллиан, возможно, я смогу помочь, управившись с детьми, не давая им слишком разозлиться.”
Проповедник потер бороду, обдумывая услышанное. “Возможно, будет лучше, если вы отведете детей обратно в школу, пока мы не узнаем, что происходит”.
Малыши О'Коннерс заскулили в знак протеста. Они видели слезы своего старшего брата и явно хотели вернуться домой, хотели, чтобы их родители были с ними
“Киллиан утверждает, что есть зло”, - сказала Грейс. “Как вы думаете, что он имеет в виду?”
“Я знаю этого мальчика всю его жизнь, мисс Коулин. Он хороший парень, заслуживающий доверия. Если Киллиан говорит, что с его родней случилось что-то ужасное, тогда я ему верю.”
“Может быть, тогда нам следует позвать констебля?”
Проповедник покачал головой. “Констебль Кирби заболел и прикован к постели. Кроме того, у нас будет мой кучер, если нам понадобится защита, хотя я сомневаюсь, что мы это сделаем.” Дети зашевелились, но проповедник успокоил их улыбкой и быстрым хлопком в ладоши. “Кто хочет прокатиться в моей коляске?”
* * *
В дилижансе было тесновато: клан О'Коннеров, сестра Мейбл и преподобный Блэквелл набились в дилижанс, поэтому Грейс ехала на месте погонщика с Барли Рейнхолдом, братом-хлыстом с широкими плечами и глазами, как реки в зимнее время. Его красивые черты лица усиливались в лучах оранжевого солнца. Под светлой бородой Грейс угадала, что ему около двадцати лет, всего на несколько лет старше ее. Если бы он не был женат, она могла бы подставить свою шляпку кучеру и вообразить его потенциальным джентльменом.
Осенние листья трепетали на раскачивающихся верхушках деревьев, мириады цветов придавали горам дополнительное великолепие. Солнце опускалось все ниже, угрожая спрятаться за этими холмами, и Грейс натянула пальто на грудь, от ноябрьского холода ее пробрала дрожь.
Рейнхольд приподнял поля своего дерби. “Хотите мое пальто, мисс Коулин?”
“Я всегда ценю джентльмена”, - сказала она. “Но со мной все будет в порядке. Я бы не хотела, чтобы вы умерли от простуды из-за меня.
“О, я привык к стихиям. Даже люблю их. Я лесник по рождению. Мне нравится чувствовать ветер на своих щеках.” Он сунул руку под панель и подмигнул ей, доставая свою фляжку. “Кроме того, это достаточно согревает меня. Капелька краски для носа благотворно влияет на кровь.”
Он сделал глоток и передал фляжку ей. Она вежливо отказалась. Он сделал еще один глоток, прежде чем спрятать его обратно в укромное место. Грейс сомневалась, что его работодатели одобрили бы, если бы он пил во время работы, но это было не ее дело. Его подмигивание подразумевало, что это был их маленький секрет, и она не была уверена, должна ли она чувствовать себя польщенной его доверием или оскорбленной его предположением, что она захочет выпить с ним.
Когда дилижанс подъехал к краю фермы О'Коннер, лошади замедлили ход, фыркая. Рейнхольд натянул поводья, но животные воспротивились его приказу. Явно смущенный, он отдал им более резкие приказы, и лошади повиновались, но их головы оставались повернутыми влево, а уши и глаза были прикованы к сельхозугодьям.
“Они напуганы”, - сказала Грейс.
Погонщик сердито посмотрел на нее. “Они просто устали, вот и все. Не обращай на них внимания.”
Но Грейс знала, что это слабое оправдание. Лошади тяжело дышали — не от усталости, а от внезапного волнения, чувствуя что-то, чего не чувствовали пассажиры. Дилижанс поехал по тропе вглубь пятнадцати акров зерновых. Хотя небо было подернуто мандариновой дымкой, тропа была в тени, солнечный свет заглушался серыми горными скалами. Сначала она подумала, что из-за этих теней зерно кажется черным, но когда поле сомкнулось вокруг тропы, она поняла, что оно несет странную субстанцию. Верхушки пшеницы были покрыты сажей, а рожь поражена гнилью. Вдали лабиринт кукурузных стеблей превратился из зеленого в серый, листья были вялыми от смерти.
“Боже мой”.
Эта земля нестандартная", — сказал Рейнхольд. "Почва должно быть кислая.
Каким-то образом Грейс знала, что это нечто большее.
Лошади остановились, и Рейнхольд помог ей спуститься с козел кучера, а затем открыл дверцы дилижанса, помогая выйти сначала сестре Мэйбл, а затем преподобному. Киллиан повел всех в свою усадьбу, а его братья и сестры побежали впереди взрослых, стремясь увидеть своих родителей, надеясь найти там хоть какое-то утешение. Веснушчатая женщина открыла дверь, и они набросились на нее, как армия муравьев. Увидев преподобного, она прижала крест к груди и поспешно спустилась по ступенькам, едва не споткнувшись о домашнее платье. Она предпочла воздержаться от приветствий.
“Это Шейн”, - сказала она. “Он… он…”
Отец Блэквелл приблизился, и она чуть не упала на него.
“Бог с тобой, дитя мое. Скажи мне, что не так”.
Глаза Бриджит О'Коннер наполнились слезами. “Это мой Шейн. Он… О, мне очень больно говорить вам об этом, отец. Пожалуйста, зайдите внутрь.”
Группа вошла в фермерский дом, только Рейнхольд остался с лошадьми. Бриджит повела преподобного Блэквелла и сестру Мэйбл наверх, а Грейс сняла шляпку и занялась детьми, собрав их на кухне.
Табби спросила: “Почему мама плачет?”
Киллиан заставил маленькую девочку замолчать. Он весь дрожал. Шаги на втором этаже заставляли доски скрипеть над ними, звуча как расшатанные ворота. Грейс услышала, как открылась дверь, затем мужской голос, хриплый, злобный. Шейн О'Коннер. Грейс не могла разобрать, что он говорил, но в его тоне безошибочно угадывался яд. Мужчина был в ярости.
Табби подошла к Грейс и обняла ее за талию, уткнувшись лицом в ее бедро. Киллиан опустил голову на руки. Когда Грейс посмотрела на других молодых людей, они тоже закрыли свои лица. Это было почти автоматически, ритуально. Патрик и Исайя сложили руки на столе и положили на них головы, как будто спали. Морис, самый младший, сидел под столом, поджав ноги и положив голову на колени. Они уже проходили через нечто подобное раньше. Грейс подумала, не был ли их отец пьяницей, который порол их, как мулов, когда выпивал слишком много виски. Она никогда не видела синяков на детях О'Коннер,
