— и женщин, среди налетчиков были женщины, носящие меч и щит и запятнанные кровью так же, как мужчины.
Четверо мужчин — три рыбака и один солдат — тоже были оставлены в живых. Солдата с завязанными глазами привязали к дереву. Остальные работали над постройкой лагеря.
Некоторых женщин потащили прочь от загона, а некоторых оставили там, где они были, все еще привязанными, с веревками вокруг шей.
Йоханна была той, кого потащили прочь. Она закричала и кинулась к Ольге, ее ногти вонзились глубоко в ее руки, но варвар ударил ее по лицу и просто перебросил через плечо.
Ольгу оставили привязанной, бросили лицом в грязь и затянули на горле веревку.
Не впервые ее брали таким образом. Она знала эту боль и знала, что есть мужчины, которые будут получать от ее боли еще больше удовольствия, поэтому она переносила все молча. Она могла слышать крики и стоны других женщин и девочек, и она говорила им, так ясно, так спокойно, как могла:
— Будьте сильными, сестры. Ваши боль и страх питают их.
Однако их страдания были слишком велики, и они не могли молчать.
Заревев и выдохнув ей в лицо зловонием, налетчик кончил свое дело и отошел. Прежде чем она смогла подняться, на ней оказался другой. Она вынесла и это.
И еще раз.
Ольга не сопротивлялась; она была неподвижна и податлива, насколько могла, позволяла насилию просто случаться, потому что это все равно бы случилось — независимо от ее борьбы, независимо от ее боли. Таков был ход вещей.
Потом ее оставили в покое, как и остальных в загоне. И тогда те, кого забрали, вернулись. Ни одна из женщин не осталась целой; они были избиты, на некоторых остались лишь обрывки одежды.
Налетчики, казалось, утолили свою дикую нужду и собрались теперь около большого огня, от которого веяло запахом жареного мяса. У них была другая нужда, а у женщин была передышка.
Йоханну принесли и бросили возле шеста, и снова привязали к нему. Она издала слабый крик и свернулась в клубок. Ольга встала и пошла к ней, игнорируя собственную боль. Хелена, избитая и измученная сама, осталась в рваной блузке, ниже пояса все было почти голое. Она встала на колени над Йоханной, рыдая. Ольга повернула девушку на спину.
— Позволь мне посмотреть, kullake. Позволь мне посмотреть.
Под нежными уговорами Ольги Йоханна расслабила свое тело, чтобы та осмотрела ее.
Кровь пропитала юбку Йоханны, превратив красную шерсть в черную и блестящую. Ольга повернулась, чтобы иметь возможность использовать связанные за спиной руки, и задрала юбку Йоханны вверх по худеньким голым ногам, бледным, но покрытым синими и красными синяками. Из ее женского места лилась кровь. Свободно лилась. Ей было всего двенадцать лет. Только двенадцать, и первая кровь из ее женского места не должна была быть этой кровью.
Солнце все еще светило сквозь бледные облака, и легкий, прохладный ветерок заставлял листья танцевать и петь на ветвях. День казался слишком легким и нежным для такой боли.
Количество крови сказало Ольге, что Йоханна умрет в этот день, в этом ужасном месте, так близко к дому и так далеко. Она умирала в агонии, а ведь вокруг них были травы, чтобы помочь ей и унять боль. На расстоянии вытянутой руки росла мышиная трава, которая могла замедлить кровь и успокоить боль. И были грибы, которые могли просто дать ей облегчение от боли. Могли дать облегчение им всем.
Правильный гриб — и Йоханне больше никогда не придется чувствовать боль.
Все это было совсем близко. Но она была привязана к столбу, и ее руки были связаны за спиной. В беспомощном разочаровании Ольга бросила взгляд на лагерь, как будто от чудовищ, создающих этот кошмар, могла прийти хоть какая-то помощь.
Возле загона стоял тот золотоволосый гигант, который остановил налетчика в хижине Йоханны. Он смыл кровь со своего лица и рук. У Ольги не было причин считать его менее жестоким, чем любой другой из этих варваров. Но он встретился с ней взглядом тогда, в доме, и она увидела в его глазах что-то другое, не тот голод, что пылал кровавым огнем в глазах его товарища. И он не приходил за женщинами. Не в деревне и не здесь, не в лагере.
Ольга поднялась и пошла вперед, насколько позволяла веревка.
— Palun! — позвала она, а потом опомнилась и подыскала слово на языке налетчиков. — Пожалуйста!
Он остановился и повернул голову, но не заговорил.
Ольга сглотнула, веревка впилась ее в горло.
— Пожалуйста, — она искала в уме слова, которым научил ее брат. — Девушка сильно пострадала.
Она кивнула в сторону лежащей Йоханны, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы заполнить пробелы в ее словах.
— Ты говоришь на нашем языке.
Он шагнул к веревочному забору, которым был обнесен загон.
— Мало, да. Растения в лесу. Золотой цвет? — она не знала, как сказать «мышиная трава». — Это ей поможет. Пожалуйста.
— Ты… — он сказал слово, но она не знала его, и только пожала плечами и покачала головой.
— Я не знать этого.
Он сделал паузу, как будто обдумывал, а потом спросил:
— Ты делаешь людей здоровыми?
— Да. Я пытаюсь.
Налетчик вытащил нож из ножен на спине и вошел в загон. Ольга побежала назад, подальше от него и была почти уверена, что он убьет ее. Она споткнулась о свои собственные ноги и упала бы, так как связанными руками не могла себе помочь. Но налетчик поймал ее, его мускулистая рука обхватила Ольгу за талию.
Он был еще более огромным вблизи. Ольга была уверена, что он запросто сможет разорвать ее на две части, и она была уверена, что именно это он и собирается делать. Вместо этого гигант поставил ее на ноги и использовал нож, чтобы перерезать веревку, тянувшуюся от шеста. Все женщины смотрели на них, все, кроме Йоханны, которая снова свернулась клубочком и стонала.
— Пожалуйста. Она страдает. Больше, чем мы. Она только девочка.
Ее ум метался, подыскивая слова на этом странном языке, который не очень хорошо подходил ее рту.
Он повернулся и посмотрел на Йоханну, и, опять же, Ольга увидела, как что-то в его глазах смягчилось.
— Сколько ей?
Она не поняла смысл вопроса и не ответила, и он снова спросил:
— Сколько лет?
Теперь она поняла и первый вопрос.
— Двенадцать.
Его глаза закрылись. Открыв их снова, мужчина посмотрел на нее. Глаза его были темно-синими как сумеречное небо.
— Ты можешь быть полезна. Если ты будешь работать и не станешь вредить, я освобожу
