на пластинку-гигант под руководством нового художественного руководителя, оркестр дома Железнодорожников — творческое наследие Ханса Циммера, а Фурцева припрягла Хайта и Курляндского масштабировать «Ну, погоди» сразу в сериал на десять серий. Испугались — еще даже первый эпизод не доделали, а тут такое, но обещали бабе Кате не подкачать.
«ТАСС…» был дописан и отправлен на «одобрямс», третий том «Миши» — туда же. От Аджубея вестей не было — видимо, тоже получил сигнал «ничего не делать до Конвенции». По телеку — тишь да благодать, СССР привычно ведет посевную там, где уже можно, а там, где еще нельзя — к ней готовится. Один раз съездили к Гришину, оставили заявление на автовыкачку денег со счета для оплаты смет. За апрель придет триста с копейками тысяч, и я приуныл — куда девать половину миллиона? Вся надежда на бронзу — ее «посчитать» еще не успели.
Нечего делать! Везде барьеры — нужно ждать либо результата, либо Конвенции. От скуки надиктовал Вилке сказку «Бесподобный мистер Лис», для «Пионерки». Да, про Англию, но оно даже лучше — показывает нелегкую жизнь капиталистического фермера. Потом еще мультик сделаем.
— Точка, конец, — закончил я диктовку в половину десятого утра 29 апреля.
— Хорошая сказка, — с улыбкой одобрила Виталина, вынимая листы из машинки и раскладывая по копиям.
— Смотри че у меня есть, — хохотнул я и достал из шкафа припрятанную открытку с подозрительно качественно напечатанной упитанной брюнеткой в белых панталонах и без лифчика.
— Фу! — поморщилась Вилка и спросила. — Зачем тебе фотография, если ты ее идеально помнишь?
— Правильный вопрос! — похвалил я. — Бери пустую папку и пиши: «Глухое дело».
— Опять какое-то дело! — с улыбкой закатила она глаза. — Написала!
— Лист первый: 28 апреля у информатора с оперативным псевдонимом «Рыжий» писателем С. Ткачевым была конфискована с возмещением пяти потраченных на бяку рублей открытка порнографического свойства.
Печатающая текст Виталина хохотнула.
— По словам подвергшегося легкому физическому воздействию информатора, открытка им была куплена у глухонемого чувака неподалеку от метро Белорусский вокзал. Точный адрес: улица…
— Записала.
— Посему С. Ткачевым было принято решение провести серию оперативно-розыскных мероприятий в целях тренировки детективных способностей и борьбы со злом.
— Настоящий герой! — умилилась Вилка.
— Корочка при себе? — спросил я.
— Есть! — продемонстрировала она.
— Пистолет?
— Я сама, — указала она на себя ладонью. — Смертельное оружие!
— Хорошая отсылка, — прокомментировал я.
— Отсылка куда? — не поняла она.
— Не важно, — покачал головой и перешел на язык жестов — учебник впитан еще вчера, а кистью и пальцами левой руки двигать я могу. — «На языке глухонемых разговариваешь?»
«А ты как думаешь?» — прожестикулировала она и показала язык.
— Большая молодец! — от всей души похвалил ее я. — Бери папку, планшет, новенькую французскую ручку, бумагу и пошли расследовать «Глухое дело»!
— Сережа… — поскучнела она.
— Согласовать, да, — не обиделся я. — Согласовывай, конечно.
— Хорошо! — улыбнулась она и пошла к телефону, чтобы вернуться через пару минут и процитировать деда Пашу. — «Засиделся пацан, пусть пробздится».
— Хороший дед на вес золота! — оценил я. — Пошли?
— Пошли, мне тоже скучно, — кивнула она и спохватилась. — Не с тобой, а… — с виноватой миной развела руками.
— Мало адреналина, — кивнул я. — Я понимаю.
— Угу! — с улыбкой кивнула она и собрала все нужное в сумочку.
Перед выходом Вилка завязала мне шнурки, помогла застегнуть ветровку и спросила:
— Ты же понимаешь, что у тебя нет полномочий, а моей «корочки» хватит только на нижнее звено?
— Какие такие «полномочия»? — широко улыбнулся я. — Я же главный пионер Советского союза!
Виталина рассмеялась, и мы вышли в теплый, пахнущий оживающими деревьями солнечный день.
— Что ты скажешь об использовании глухонемых в качестве членов преступной ячейки? — спросил я.
— «А зачем бы я по-твоему это учила?» — ответила она жестами.
— Не такая уж и редкость, — кивнул я. — Поехали Рыжего с уроков заберем.
— Даже так? — обидно заржала Виталина.
— Ну а как мы нужного человека найдем? Ходить и у всех спрашивать, глухой ли он? — укоризненно поднял я на нее бровь.
— Резонно, — признала она и предупредила. — Но, если что, за него я не в ответе.
— Да он просто пальцем ткнет и все, — успокоил ее я. — Я же не идиот ребенка подставлять.
Она иронично посмотрела на меня.
— Это уже не ново, я помню, что маленький. Это же временно? Сегодня с утра мерил — плюс один сантиметр за апрель! — поделился радостью довольный подросток. — И кроссовки немного жмут. Нормально, так даже лучше — не куплю новые, пока «Глухое дело» не будет раскрыто! — придал себе мотивации.
— Расти, Сережа, — с теплой улыбкой кивнула Виталина.
Сигнал принят!
Сходив в школу, минуту поговорил с Варварой Ильиничной, и она выдала мне «бери кого хочешь». Орден Героя соцтруда просто поразительно ускоряет дела! Напугав тридцатилетнего историка, постоял над душой у панически пытающегося собрать валящиеся с парты вещи Вовки, добыли его куртку у гардеробщицы, и я усадил информатора на заднее сиденье «Запорожца».
— Здрасте! — вежливо поздоровался он с Виталиной.
— Здравствуй! — приветливо отвесила она ему, втопила педаль и спросила вжавшегося в сиденье Вовку. — Это ты нехорошие картинки за пять рублей покупаешь?
Рыжий покраснел, но слабины не дал:
— Добывал агентурные сведения!
— Молодец какой! — улыбкой вогнала его в краску еще сильнее Вилка. — Узнать его сможешь?
— Смогу! — горячо закивал Вовка. — Он здоровый такой, мрачный.
— Хорошие приметы, — иронично похвалила его Виталина.
— Я вообще наблюдательный! — похвалился рыжий.
Так и добрались до Белорусского вокзала.
— Вон там он обычно стоит! — указал пальцем на арку дома Вовка.
Остановились рядом, выбрались, заглянули.
— Ага, он! — «шпионским» шепотом подтвердил информатор, указав на курящего беломорину черноусого высокого пузатого мужика лет за тридцать в сером плаще и кепке, стоящего под расцветающей у подъезда рябинкой.
— Просто образец подозрительности! — оценил я. — Благодарю за прекрасную работу, агент Рыжий!
— Служу Советскому Союзу! — шепотом козырнул Рыжий и посмурнел.
— Да, в машину, — мягко кивнул я ему.
— Ладно,
