военных кораблей «нет ни единого шанса»[42].
Тем не менее даже в самые благоприятные времена строительство, ремонт и оснащение судов – геркулесов труд, а в период войны – и вовсе хаос. Королевские верфи[43], одна из крупнейших производственных площадок в мире, были забиты кораблями – давшими течь, недостроенными, требовавшими загрузки и разгрузки. Суда Ансона стояли на приколе в месте, прозванном «Гнилой ряд». Какими бы сложными ни были военные корабли с их парусным движителем и смертоносным артиллерийским вооружением, изготавливали их преимущественно из простых и недолговечных материалов – в первую очередь из дерева[44]. Строительство одного большого военного корабля могло потребовать до четырех тысяч деревьев и вырубки не менее сорока гектаров леса[45].
Основным видом древесины был твердый дуб, но и он не выдерживал разрушительного воздействия стихии. Красноватый, длиной до тридцати сантиметров корабельный червь – teredo navalis – проедал корпус[46]. (Колумб из-за этих тварей потерял в четвертом плавании в Вест-Индию два корабля.) Палубы, мачты и двери кают грызли термиты и жуки-древоточцы. Сердцевину корабля пожирала разновидность грибка. В 1684 году секретарь Адмиралтейства Сэмюэл Пипс в ужасе обнаружил, что многие новые военные корабли еще при строительстве прогнили настолько, что «грозили затонуть прямо у причалов»[47].
По оценкам ведущих кораблестроителей, средний военный корабль служил всего четырнадцать лет. И чтобы он так долго продержался, после каждого длительного плавания его требовалось почти полностью переделывать, устанавливая новые мачты, обшивку и такелаж. В противном случае это грозило катастрофой. В 1782 году двадцатичетырехметровый «Ройял Джордж» – в то время самый большой военный корабль в мире – со всем экипажем на борту стоял на приколе недалеко от Портсмута, и в его корпус начала проникать вода, и он затонул. Причина оспаривается, но расследование обвинило «общее состояние загнивания древесины»[48]. По оценкам, утонули 900 человек.
Чип узнал, что осмотр «Центуриона» обнаружил обычный набор нанесенных морем ран. Корабельный плотник сообщил, что деревянная обшивка корпуса «настолько источена червями»[49], что ее придется заменить. На фок-мачте ближе к носу прогнила полость глубиной в тридцать сантиметров, а паруса, как отметил Ансон в своем журнале, «сильно изгрызены крысами»[50]. Схожие проблемы возникли и у других четырех боевых кораблей эскадры. Кроме того, каждое судно следовало снабдить тоннами припасов, включая 65 километров каната, порядка 1400 квадратных метров парусов и живность как на ферму – кур, свиней, коз и крупный рогатый скот. (Таких животных доставлять на борт было очень трудно: один британский капитан сетовал, что бычки «не любят воду»[51].)
Чип умолял военно-морское ведомство закончить подготовку «Центуриона». Увы, как и всегда, хотя бо́льшая часть страны требовала битвы, платить за нее сполна никто не желал. Флот достиг предельного напряжения. Чип терял самообладание, настроение у него менялось, как ветер над морем. Угораздило же застрять тут сухопутной крысой, чернильной душой! Он уговаривал чиновников верфи заменить поврежденную мачту «Центуриона», но они настаивали на том, что полость можно просто залатать. Чип написал в Адмиралтейство, осуждая этот «очень странный способ рассуждений»[52], и чиновники в конце концов уступили. Но время опять было потеряно.
* * *
И где этот выродок флота, «Вейджер»? В отличие от других военных кораблей, его создавали не для битвы, а для торговли. «Вейджер» был так называемым ост-индцем – судно совершало коммерческие рейсы в этом регионе. Предназначенный для тяжелых грузов, пузатый и громоздкий, он был тридцативосьмиметровым оскорблением взора. После начала войны военно-морской флот, нуждающийся в дополнительных кораблях, купил его у Ост-Индской компании почти за четыре тысячи фунтов стерлингов (семьсот тысяч долларов по нынешнему курсу). Его заточили в ста тридцати километрах к северо-востоку от Портсмута, в Дептфорде, Королевской верфи на Темзе, где он претерпел метаморфозы: каюты раскурочили, в наружных стенах прорезали отверстия, лестницу уничтожили.
За работами наблюдал капитан «Вейджера» Денди Кидд. Пятидесятишестилетний, как поговаривали, потомок одиозного пирата-буканьера Уильяма Кидда, он был моряком опытным и суеверным – читавшим знамения, таящиеся в ветрах и волнах. Совсем недавно он получил то, о чем мечтал Чип, – командование собственным кораблем. По крайней мере, Чип считал повышение Кидда заслуженным, в отличие от назначения капитаном «Глостера» Ричарда Норрейса, чей отец, прославленный адмирал сэр Джон Норрейс, обеспечил сыну место в эскадре, заявив: «Выжившим будет и бой, и богатство»[53]. «Глостер» – единственное судно в эскадре, отремонтированное быстро, что заставило другого капитана посетовать: «Я три недели проторчал в доке и не забил ни единого гвоздя, потому что первым обслуживали сына сэра Джона Норрейса»[54].
У капитана Кидда была своя история. Он оставил в интернате пятилетнего сына, тоже Денди, лишившегося матери, единственной, кто мог о нем позаботиться. Что с ним станет, если не вернется отец? Капитан Кидд уже боялся предзнаменований. В своем журнале он записал, что его новый корабль едва не «опрокинулся»[55], и предупредил Адмиралтейство, что судно может быть «валким», ненормально кренящимся. Для остойчивости корпуса в темный, сырой, напоминающий пещеру трюм через люки опустили более сотни тонн балласта – чугунных чушек и гравия.
Рабочие упорно трудились всю зиму, одну из самых холодных в Британии за всю историю наблюдений, и, когда «Вейджер» уже был готов к отплытию, Чип, к своему ужасу, узнал, что произошло невиданное – замерзла Темза. От берега до берега река блистала толстыми несокрушимыми ледяными волнами. Чиновник в Дептфорде сообщил Адмиралтейству, что «Вейджер» в плену, пока лед не сойдет. Так было потеряно еще два месяца.
В мае старый ост-индец покинул наконец верфи Дептфорда военным кораблем. Военно-морской флот классифицировал свои корабли по количеству пушек, и «Вейджер» с двадцати восемью орудиями относился к шестому – самому низшему классу. Наречен он был в честь сэра Чарльза Вейджера, семидесяти четырех лет, первого лорда Адмиралтейства. Название корабля казалось подходящим: разве все они не ставили жизнь на карту?
«Вейджер» проводили по Темзе[56], и он, дрейфуя по волнам центральной торговой магистрали, отправился мимо груженных карибским сахаром и ромом вест-индцев, забитых азиатскими шелками и пряностями ост-индцев, арктических китобоев с китовым жиром для фонарей и мыла. Идя по этому потоку, «Вейджер» килем наскочил на мель. Потерпеть кораблекрушение здесь – какой позор! Тем не менее корабль вскоре сдвинули с места, и в июле он вышел из гавани Портсмута, где Чип его и увидел. Моряки беспардонно пялились на проходящие мимо корабли[57], указывая на элегантные обводы или отвратительные недостатки. И хотя «Вейджер» принял гордый вид военного корабля, полностью скрыть свою прежнюю суть он не мог, и капитан Кидд умолял Адмиралтейство, пусть и
