покачал головой.
– Я бы точно уронил.
– Ни за что на свете! – Он был лучшим атлетом Трои.
– Раз ты не боишься боли, – добавил он, – я мог бы обучить тебя борьбе.
Мы рассмеялись. Девушки и женщины не занимались борьбой. Но это было бы забавно.
– Я не могу остаться. Пора мне занять мое место. – Он протянул руку матери и отвел ее обратно к ее креслу.
Я смотрела, как они уходят прочь, склонившись друг к другу. Отец протянул руки матери, когда они подошли достаточно близко.
Трое молодых людей подбежали к нам и вскинули руки, приветствуя моих спутниц. Их лица были пунцовыми. Мело и Аминта тоже покраснели, но Кинфия только скривилась, словно съела лимон.
Кузины были сосватаны этим юношам, официальная церемония должна была состояться через два года. Замужние или нет, кузины продолжили бы прислуживать мне до тех пор, пока я сама не выйду замуж и не перееду в дом супруга.
Они ни разу не разговаривали со своими сужеными. Однако до Кинфии дошли слухи, что ее нареченный был скучен и глуповат. Она нередко говорила: «Только представьте меня со скучным мужчиной!»
Мне было его жаль.
Если всех действительно не оттолкнул вид моей кровоточащей ноги, среди участников были юноши, родители которых могли выдвинуть их на роль моего жениха. Став канефорой, я на шаг приблизилась к тому, чтобы из девушки стать женщиной. Полностью это произойдет, когда я вступлю в брак.
Я внимательно следила за соревнующимися. Этот был грациозен, тот силен, другой легко отвлекался. Некоторые казались веселыми, другие мрачными и сосредоточенными. Что из этого было бы лучшим качеством для мужа? Гектор, мой идеал мужчины, смеялся и что-то кричал своим друзьям. Один раз он помахал мне рукой.
Но соревнования давались ему легко. Вероятно, мой будущий муж вынужден прилагать все усилия, и у него нет времени на то, чтобы размахивать руками. Но это не значит, что он не мил или добр. Откуда мне знать, каков он на самом деле, если я могу только издали наблюдать за ним?
Я снова пожалела, что не могу видеть будущее. Иначе бы я знала, за кого мне суждено выйти замуж. И если бы я увидела, что мы не понравимся друг другу, возможно, я смогла бы убедить мать и отца выбрать мне кого-нибудь другого.
Гектор занял первое место в соревнованиях по борьбе. Я до боли защелкала пальцами[4].
Мой близнец Гелен не победил ни в одном из соревнований, но в каждом выступил лучше, чем наш брат Деифоб, а только это его и заботило. Гелен ненавидел проигрывать, и я с детства привыкла уступать ему в наших маленьких играх. Я предпочитала поражение его сердитому молчанию и внезапным, будто бы случайным, тычкам.
И я все равно любила его. Когда мы были совсем маленькими, мы все время проводили вместе.
Деифоб был старше нас на четыре года, и пока Гелен был меньше и слабее, нередко делал ему послабления. Но теперь, когда они стали равны, Деифоб жаждал победы не меньше моего близнеца.
После соревнований был пир, на котором троянцы угощались мясом жертвенных быков и жертвенными фруктами, а после, потяжелевшие, двинулись домой. Я спросила у матери разрешения задержаться в священной роще.
– С твоей ногой все в порядке?
– Я уже и забыла, которую из них поранила. – Не совсем.
– Ты можешь остаться. Не волнуйся, если вдруг уснешь до утра. Аполлон может послать тебе вещий сон.
Майра будет скучать, но вдруг я увижу отблеск будущего! Потом я приласкаю ее и все ей расскажу.
Боги могли не только посылать сны. Они могли лично явиться своим избранникам и помочь им.
Или навредить. Зевс, повелитель богов, иногда похищал девушек, которые ему нравились.
Но Аполлон вел себя иначе – бόльшую часть времени.
Когда все разошлись, я села на скамейку перед алтарем божества и его мраморной статуей под ветвями древнего дуба. В мае в нашей теплой стране священная роща превращалась в дикое сплетение лавровых кустов, оливковых зарослей, виноградной лозы и карликовых сосен. Где-то ворковал голубь. Зашуршали листья. Аромат сосны приятно щекотал нос.
Я улыбнулась статуе: сладкому изгибу ее губ, мощным рукам и ногам, тому, как грациозно опускаются к подножию складки туники. Пальцы божества, лежащие на лире, казались чуткими и напряженными, готовыми вот-вот вздрогнуть.
Они легко скользнули по струнам, зазвучала веселая мелодия.
Статуя играла!
У меня перехватило дыхание. Я моргнула, но видение не развеялось. Статуя порозовела, налилась живым цветом.
Через некоторое время он – сам бог? – сел рядом со мной. Я дрожала всем телом.
– Они правильно поступили, избрав тебя канефорой. Никогда прежде я не был так доволен.
Звук его бархатного голоса успокоил меня. От радости я щелкнула пальцами.
– Спасибо.
– Ты повредила ногу. – Он опустился на колени – передо мной на коленях стоял бог! – и осторожно снял с меня сандалию.
От одного его прикосновения я почувствовала себя в полной безопасности.
– Доблестная рана. Ты не уронила мою корзину. – Он провел пальцем по ране. – Вот, так гораздо лучше.
Порез закрылся. Последний приступ боли прошел, а на коже не осталось ни единого следа.
– Ты наилучший бог!
Он снова сел рядом со мной и шутливо нахмурился.
– Я скажу Зевсу, что ты не это имела в виду.
Я рассмеялась.
– Мне понравилось, как боролся твой брат Гектор. Он будет любим богами. – Бог истины тут же поправился: – Некоторыми из них.
– Он мой лучший брат, – собрав всю храбрость, добавила я. – Он достоин восхищения, даже богов.
Три вороны пролетели над рощей и уселись на ветке дуба. Они закаркали, но я услышала речь. Воистину! Настоящие слова!
Не видит рыба впереди порога,
Вот наше предостереженье богу:
Не мудрость суть твоя, внемли!
И ты, отважная царевна,
Будь осторожна, чтобы избежать беды.
– Ты это слышал? – выпалила я. – Они и правда говорили? – Вороны тоже решили, что я отважная!
– Это просто мои вороны. – Аполлон небрежно отмахнулся. Вороны были его священными птицами. – Немногие смертные могут их услышать. – Отложив в сторону лиру, он провел ладонью по моим волосам. – Позволь мне любить тебя, дорогая. Если ты согласишься, прямо сейчас я дарую тебе силу видеть будущее.
Я уже любила Аполлона. Какой же я была счастливицей оттого, что и он хотел любить меня. Ведь это должно было означать, что на самом деле он уже любит.
– Если тебе нужно что-то еще, скажи мне.
Я покачала головой.
– Ты не увидишь ни моего будущего, ни будущего любого
