а что пилоты все такие?
– Какие – такие?
– Ну, неприкаянные, что ли. Ни кола, ни двора – ни семьи, ни детей.
– Это у тебя ни кола, ни двора, кроме собаки никто не интересует. Такая дама ладная к нему прилетает, а он…
– Чего?
– Тихо-тихо, еще зашибешь ненароком. Ты вот сколько лет в крыле, а со многими ребятами сошелся, по душам поговорить можешь? Вот, то-то же. Со мной, да с Гердой только лясы точить и горазд. Даже от Дины шарахаешься. А сколько парней уже ушло с периметра за это время? Вон Валек. Знаешь, как часто он летает на Землю к больной матушке? Командор все земные оказии на него скидывает. У Семенова отец работает инспектором где-то на Сибири. Сэм постоянно возвращается с побывки с авоськой контрабандной рыбы. Как он умудряется ее провезти через уйму кордонов? И сколько он ее везет изначально? Его возвращения командор ждет с нетерпением и ящиком темного. Такое дело даже Сеймур не пропускает. А к Коваленку несколько лет наезжала сестра в гости, пилот внутренних линий. Наезжала-наезжала, да и вышла замуж за его соседа Саньку Титова. Вторую двойню родила недавно. А Коваленок с Сашкой уже несколько лет летают в отпуск вместе, по одному маршруту и конечному адресу, чем несказанно радуют казарменных зубоскалов.
Герду твою, вон, вся база знает. А до нее всеобщим любимцем был Ключ, хорек, живший на корабле у Сенеки. Тут все потешались, глядя на их баталии с Сеймуром. Этот паршивец Ключ хорьковал фисташки для Сенеки. И делал это так искусно, что Сеймуру оставалось только изрыгать проклятия, как истинному янычару. Дошло до запрета Сенеке являться в клуб с хорьком. Тогда Ключ в отместку начал подкапывать розы, самолично привезенные и высаженные Сеймуром. Раскалились эти трое до невозможности…
– И чем все кончилось?
– Плохо кончилось. Полет предстоял Сенеке тяжелый. Никто не знал тогда, только командор. Вот только он не знал про опупею с Ключом. А Сенека перед полетом в клуб не пришел.
Развлечений на базе было не так чтоб уж много, а новых лиц и того меньше. Поэтому каждое появление пани Махульской, урожденной баронессы Мейснер, всегда вызывало некое оживление. Наиболее молодые и застоявшиеся жеребцы стучали копытом и раздували ноздри, более степенные старожилы заключали пари, а ветераны и небожители просто наблюдали за всем сразу, искренне радуясь происходящему.
В то, что красивая сотрудница самой могучей после Космофлота конторы прилетает на край навигации исключительно для того, чтобы лично сделать профилактику дорогой и уникальной, но, по сути, биомеханической игрушке, не верил никто. Герду любили все, Виктора ценили и уважали, поэтому возможных вариантов было меньше, чем хотелось.
– Ну-с, либен фрау, что вы придумали на этот раз? Заточка когтей, полировка оптики, кондиционирование и замена волосяного покрова, или же банальное обновление инстинктов?
– Здравствуйте, Виктуар! Здравствуй, моя красавица! Ну зачем, вы, так сразу? Даже чаю не предложите? А я вам травок земных привезла.
– Что на этот раз: белладонна или цикута?
– Я вижу, вы меня все-таки ждали, приготовились, гербарий полистали.
Легкая словесная пикировка стала основной формой их общения. Подобно опытным фехтовальщикам, они обменивались осторожными выпадами, то обостряя ситуацию, то уступая, и получая удовольствие от самого факта поединка с достойным соперником.
Удивительно, но Герда сразу признала Дину. После первой совместной прогулки, длившейся более часа, они выглядели как воспитанные малявки, вместе съевшие шоколадку и заключившие тайный союз против зловредных мальчишек. Несомненно, того же возраста.
– Извольте пройти в буфетную, милая пани. Евгеньич, поди, уже заждался.
Танеев очень быстро сошелся с очаровательным киберфаунистом, с богатой родословной. Исключительно, как он уверял, на почве любви к экзотическим настоям. Хотя разговоры они вели совсем о другом.
– Дианочка, вы же не хуже меня знаете, что связь египетского пантеона с некоторыми небесными телами умозрительна настолько, насколько сильна была фантазия древних египтологов. Нет, приверженцы бога Ра, конечно, были сильны в астрономии и счет вели отменно. Звезду Нила почитали главной, но планеты ее наблюдать не могли, равно как и знать о двойственности системы. Поэтому все спекулятивные космогонические толкования эпохи фараонов появлялись сразу после открытий в физике и астрономии XIX века.
– А контакт, контакт вы, Виталий Евгеньевич, отметаете категорически?
– Нет, не категорически, но безусловно. Я уже достаточно прожил на белом свете. И на звезды нагляделся до рези в закрытых глазах. А уж человечество в целом… А в итоге? Текущее состояние вам известно…
– Значит, надо расширять зону поиска. Снимать запрет, снова выходить в дальний космос.
– Хорошо бы. Но пока невозможно.
– Но почему, почему, Виталий Евгеньевич?
– Дианочка, что ж вы так разгорячились? Бог с ними, с этими Озирисами и Горами. И всеми неземными богами до кучи. Оно вам надо? Смотрите какой замечательный контакт у нас с вами получается. Вы лучше чайку выпейте, с Гердой погуляйте, может и отпустит.
Не отпустило.
Тело Танеева приехала забирать его дочь. Оказывается, у него была семья: сын и дочь, погодки. Жена уже много лет как покинула бренный мир, дети нашли себя на внутренних планетах, а Танеев так и продолжал, как он выражался, «крошить деснами периметр», пока однажды в полете просто не остановилось сердце. Искин на немыслимой траектории опустил его «Джирим» прямо у лазарета, но, увы, слишком поздно.
Чай теперь Виктор заваривал сам. Он оказался единственным в крыле действующим небожителем. Командор, пара штабных и Сеймур были не в счет. Они уже много лет не летали. Сеймур давно передал дела сыну, вышедшему в отставку, а сам все время дремал в кресле у пышно разросшихся розовых кустов. Глядя на старого десантника, улыбающегося во сне, Виктору хотелось думать, что Сеймуру снятся злокозненный хорек Ключ и его хозяин Сенека.
– Знаешь, чем мы все здесь занимаемся? – спросил Танеев, отхлебывая какой-то особо торжественный напиток, заваренный по случаю вступления Виктора в сонм небожителей. – Мы ищем знаки.
– Евгеньич, ты со знаками повремени, вот явится пани Махульская, ей все обстоятельно и изложишь.
– Послушайте меня, юноша. Хотя какой ты юноша, вон вся башка седая, а как был салагой, так и остался. Кому и что говорить я сам знаю. Не мельтеши. Мы с тобой уже сколько знакомы? Вслух произнести страшно. А всерьез о деле еще не разу не говорили. А ведь давно пора, хватит приглядываться друг к другу. Помнишь, я сказал, что когда-нибудь ты мне поведаешь о Седьмой. Вот и пришло время. А пока с мыслями собираться будешь, я тебе помогу, сам расскажу, что знаю.
На
