Незнакомцы — это жесткое «нет» для меня.
Я сглатываю комок невообразимого желания, подкатывающий к горлу, и с моих губ тихо срываются напряженные слова:
— Я даже не знаю твоего имени.
Я с трудом узнаю свой собственный голос.
Он опускает одну мощную руку для того, чтобы обхватить ею лицо, и его мозолистый большой палец проводит по моей челюсти, пуская электрический разряд по коже. Мои соски твердеют и упираются в лиф платья, когда все мои синапсы вспыхивают мгновенно. Мое тело кричит: «Да, пожалуйста», а в голове происходит короткое замыкание, и все мысли о каком-либо детоксе вылетают в окно.
Мой маленький черный лебедь сбрасывает свои пуанты, напоминая мне: «Правила созданы для того, чтобы их нарушать».
Возможно, он прав.
Не могу представить, что именно об этом думала мама, когда говорила о лебедях.
— Кросс.
Голос моего сексуального незнакомца ласкает мою кожу, и я тупо смотрю на него, тело дрожит от предвкушения, не в силах понять, что он говорит.
— Мое имя… — кривая, греховно соблазнительная улыбка кривит его губы. — Кросс.
У меня перехватывает дыхание, а мое быстро бьющееся сердце пропускает удар.
— Кросс, — шепчу в ответ, наслаждаясь тем, как оно звучит на моих губах. Сексуальное имя для сексуального мужчины.
Я прислоняюсь к его большому телу и провожу пальцем по щетине на его челюсти.
— Эверли. Полагаю, мы больше не незнакомцы.
Его рот обрушивается на мой. Грубый, твердый и чертовски совершенный. Настойчивый. Как будто мысль о том, чтобы не поцеловать меня, мучительна. И я понимаю это, потому что не думаю, что когда-либо хотела кого-то или что-то так сильно, как хочу этого.
Потребность и желание переплетаются с осознанием.
Того, где мы находимся и кто может нас увидеть.
Но потребность и желание побеждают.
К черту осознание.
Кросс хватает мою задницу своими большими руками и поднимает меня. Мои ноги обхватывают его узкую талию, он устраивается между моими бедрами, и о боже. Кажется, что в этом мужчине все огромно. Под веками мерцают искры, а глубоко внутри меня нарастает восхитительная боль.
Я обхватываю его за шею, а другой рукой берусь за ручку двери рядом с нами и толкаю ее. Мэддокс, возможно, никогда не простит меня, но мне наплевать.
Криво улыбаясь и держа одну руку на моей заднице, Кросс отступает назад, берет пакет с едой и проводит нас через проем, прежде чем захлопнуть дверь.
— Я даже не буду спрашивать, откуда ты знаешь, что эта комната находится здесь.
— Хорошо.
Я протянулась через него и защелкнула дверь на замок.
— Потому что я не хочу разговаривать.
Мои слова выходят напряженными и хриплыми, прежде чем Кросс снова захватывает мой рот и прислоняет меня спиной к двери.
Одна ладонь скользит под мой белый хлопковый сарафан и грубые пальцы впиваются в плоть моей задницы.
Трясущимися руками я задираю его футболку вверх через голову, а затем бросаю на пол.
О. Мой. Бог.
Грудь этого мужчины выточена из стали.
Его мышцы пульсируют под моими пальцами, когда я провожу ими по его груди и до нелепости рельефному прессу.
— Нравится то, что видишь?
Я наклоняю голову в сторону и облизываю губы, пока его темные глаза пожирают меня.
— Я должна была догадаться, что ты окажешься самовлюбленным типом.
Я не говорю ему, как сильно мне это нравится.
Улыбка кривит его губы в то время, как палец скользит по шву моих кружевных стринг, играя в опасной близости от моего клитора.
— Самоуверенным, — поправляет он меня. — Не самовлюбленным.
— Что за…
Он просовывает палец под трусики и проталкивает его внутрь меня, прежде чем я успеваю спросить о разнице, и, о боже… Я откидываю голову назад и стону… громко, долго и из самой глубины моего горла.
Его рот переходит на мою шею, а затем он проводит языком по ключицам, облизывая, посасывая и царапает зубами по моей сверхчувствительной коже. Пальцы на ногах подгибаются, а бедра дрожат, когда я сцепляю лодыжки и упираюсь пятками в его твердую задницу.
Боже мой. Этот мужчина твердый… везде.
И что он делает? Этот чертов сексуальный мужчина засовывает в мою киску еще два пальца и сгибает их просто… блять… правильно.
— Самовлюбленные мужчины должны хвастаться, милая.
Его теплое дыхание обдает мою прохладную кожу, и мурашки бегут повсюду, когда он облизывает мой рот, а затем дразняще прикусывает нижнюю губу.
— Уверенные в себе мужчины знают, на что они способны, и не беспокоятся о том, чтобы доказать это. Мы просто делаем это.
Его пальцы входят и выходят, и снова изгибаются, попадая в ту самую сладкую точку, которую обычно не замечает даже мой вибратор. И быстрее, чем я успеваю осознать происходящее, мое тело содрогается, и я кончаю со вспышками света, мелькающими перед моими глазами.
Она объезжает мою руку, как гребаная богиня.
Потрясающая гребаная богиня.
Светло-золотистые волосы. Загорелая, поцелованная солнцем кожа. Ее милый, чопорный сарафанчик скрывает тело, созданное для греха. А эти чертовы глаза… Зеленый. И голубой. Цвет разъяренных океанских волн.
Я вынимаю пальцы из ее киски и провожу ими по изящным ключицам, прямо под изысканным золотым ожерельем. Я прослеживаю тот же путь своим языком, а затем смазываю ее губы ее же соками и всасываю их.
— Кросс, — шепчет она мне в губы. — Пожалуйста, скажи, что у тебя есть презерватив.
Все еще прижимая ее к стене одной рукой, я потянулся назад, достав из бумажника презерватив, а затем бросаю бумажник на пол.
Эверли проникает между нами, расстегивает мои джинсы и стягивает их по заднице, а затем извивается, пока я не опускаю ее ноги на пол.
Она прижимается губами к моему плечу и прикусывает его, поглаживая рукой мой член. Одна тонкая бретелька ее сарафана соскальзывает с плеча, намекая на сиськи, и я готов поставить все до последнего доллара на то, что они идеальны. Мышцы на моей шее напрягаются от сдержанности, за которую я пытаюсь ухватиться, как за гребаный спасательный круг, чтобы не нагнуть эту женщину и не трахнуть ее до потери сознания.
Не то чтобы этого не произойдет. Но сначала я собираюсь насладиться ею.
Торопливыми движениями своих пальцев она вырывает презерватив у меня из рук и разрывает зубами упаковку из фольги. Ее губы кривятся в сексуальной улыбке, когда она надевает на меня презерватив, а затем гладит меня. Длинные темные ресницы трепещут, когда она снимает обе бретельки своего сарафана.
Намек на симпатичные розовые соски выглядывает из-под белой ткани, и, черт возьми…
Слова застревают в
