лекарств. Лишь малышка, что-то щебечет, перекладывая игрушки.
А вот смерть его хозяина может и порадует семью – какое наследство им перепадет! Если только жива мать убитого, то будет кому искренне оплакать этого «хозяина жизни». Да, за деньги, даже самые большие, любви не купишь.
Вечером Алексей снова поехал в музей, чтобы полюбоваться любимой картиной. Она немного потеряла то первое пронзительное, почти шокирующее обаяние. Он рассматривал детали: мазки кисти, с помощью которых была создана иллюзия игры света и тени. Его умилили подробности: трогательно курчавой бородка мужчины, чистые, по-детски розовые ногти матери.
На следующий день снова навалились дела. Одно оказалось резонансным: группа подростков спровоцировала драку, в которой были убиты два немолодых мужчины «кавказской наружности».
Они погибли от ударов ногами, и экспертиза не смогла точно назвать виновников, нанесших смертельные удары по голове жертв. Подозреваемые сменялись в его кабинете и с озлобленными лицами «закладывали» друг друга: страшась тюрьмы, они винили всех кроме себя. На Алексея обрушились звонки с угрозами отцов и истериками матерей. В дело вмешались дипломатические службы страны, гражданами которой были убитые. Стремительно накапливались усталость и раздражение.
И когда утром телефонный звонок выдрал его из спасительного сна, он схватил трубку с раздражением. Раздался голос начальника.
– Алексей, доброе утро, Мухоморов тебя беспокоит. Тут мне ребята в отделе подсказали, что большой знаток живописи.
– Ну, уж прямо знаток, – пробормотал Алексей. Что за странный вопрос в семь часов утра?
– Проблемы у нас, – продолжал начальник.– Громадные. Международные.
– Какие? – давясь зевком, спросил Алексей.
– Ты на выставке в музее был, ну это новой, немецкой кажется.
– Да.
– Картину там ночью украли. Из этой самой экспозиции. Неустойка по договору предусмотрена огромная. Директриса музея в истерике бьется. Прошу тебя в качестве личного одолжения: подключись к ребятам из отдела по хищению художественных ценностей. Они старательные, но уж очень неопытные.
– Дело об убийстве кавказцев заберете? – решил воспользоваться ситуацией Алексей.
– Да уж придется. Тут родители подозреваемых все начальство подняли на ноги. Сам буду разбираться. Отправляйся в музей сейчас же, пожалуйста.
В холле музея Нилова ждал лейтенант Волков из отдела хищения художественных ценностей. Молодой, невысокий, плотный парень с умным цепким взглядом оставил хорошее впечатление. Он коротко и толково обрисовал ситуацию.
К ним подошел пожилой человек с аккуратно подстриженной бородкой. Это был научный сотрудник музея, курировавшим немецкую выставку живописи. Алексей попросил его показать место преступления.
Он шел за ним по залам музея все с нарастающей тревогой: «Какую же картину похитили?»
Они вошли в последний зал. Рама, так хорошо знакомая ему, зияла рваной дырой.
«Господи, – почти вслух пробормотал Алексей. – Господи, за что?»
– Вот здесь она находилась, – развел руками искусствовед. – Чудесная работа. Изумительная экспрессия, столько выразительности. Очень редкий экземпляр…
В голове Алексея мелькнула безумная мысль: «Они ушли. Петр и Иосиф понесли его тело, Магдалина увела ослабевшую от горя Мать. Они просто ушли …». На мгновение ему показалось, что и он стоит под белесо-голубым небом на Голгофе. А за его спиной – опустевший крест.
Искусствовед с недоумением посмотрел на Алексея.
– Что с вами?
Тот встряхнул головой и стал задавать вопросы: «Это была самая дорогая картина в экспозиции?»
–Пожалуй, нет, на выставке есть несколько равноценных.
–Почему она висела здесь одна?
– Ну, вы понимаете, такая пронзительная работа. Соседство других полотен могло исказить впечатление от нее.
– А как работает охранная система? – спросил Алексей.
Собеседник отвел взгляд.
– Вы понимаете, у нас никогда не было краж, понимаете, никогда, со дня создания музея. Даже попыток не было. Никому не могло даже в голову прийти такое, – объяснял искусствовед.
Алексей уже не слушал его оправдания. Как и при раскрытии любого преступления, время работало против них. Он вернулся в холл.
–
Ну, докладывай? – сказал Алексей лейтенанту.
Тот выяснил, что следов никаких нет, так как полы тщательно вымыли утром, перед открытием музея. Уборщица и заметила пропажу, когда захотел протереть пыль с рамы.
Холст вырезали тупым, коротким ножом, похожим на перочинный. Отпечатки пальцев снять невозможно: рама покрыта сложнейшей резьбой. Следов внешнего проникновения нет. Вероятнее всего вынесли еще во время работы музея. Полотно небольшое, если свернуть в трубочку, то оно поместиться под одеждой.
Алексей дал ребятам несколько распоряжений и снова вернулся в зал, где висела картина. Его закрыли для посетителей, он постоял перед опустевшей рамой в одиночестве, пытаясь собраться с мыслями.
Сколько он перевидал истерзанных, обезображенных трупов, но вид этой зияющей пустотой рамы был невыносим. Нет, он не должен поддаваться эмоциям. Они нуждаются в его помощи.
Он осмотрел раму еще раз. Очевидно, что действовал непрофессионал. В раме остался край холста и волоконца, а значит, картина повреждена по краям. Преступление совершили спонтанно, иначе преступник имел бы более подходящий инструмент, чем перочинный нож. Профессиональный вор достал бы холст из рамы и срезал бы по кромке подрамника, чтобы сохранить размер картины. Случайного преступника найти сложно, почти невозможно.
Он не будет предлагать картину криминальным коллекционерам или перекупщикам, людям, которых легко вычислить. А если он не сможет продать картину? Какая судьба тогда ее ожидает? Лежать где-то под кроватью, как похищенная «Джоконда».
Хорошо, если ее будут держать в комнате. А если засунут в подвал или на чердак, то через месяц-другой бесценный лакокрасочный слой картины начнет необратимо разрушаться под воздействием сырости и перепадов температуры.
А ведь, возможно, что вор – маньяк или психопатии и украл картину, чтобы уничтожит.
Алексей сжал виски ладонями.
В зал зашел полковник Мухоморов. За ним семенила заплаканная женщина. На ее голове смешно топорщились пряди волос, залитые лаком, нос, глаза покраснели и опухли. Дрожащей рукой она что–то рисовала в воздухе перед полковником и говорила, говорила. Он подвел ее к Алексею, представил: «Надежда Федоровна – директор музея."
– – Помогите!!! – взмолилась женщина. И лихорадочно заговорила о страховке, об обязательствах …
Полковник, извинившись, прервал ее и отвел Алексея в сторону:
– Ну? Какие-нибудь выводы можешь сделать.
– Пока очень неутешительные. Дилетант работал: холст вырезан тупым ножом и сильно испорчен. Даже если найдем ее, возможно, неустойку придется частично выплачивать.
Начальник вздохнул, походил около рамы, посмотрел на пол, в окна. На мгновение Алексею показалось, что во взгляде его мелькнула растерянность. Но тут же он распорядился:
– Снимаю тебя со всех остальных дел на неделю, две – не больше. Ищи вора, шедевр это, двойные сверхурочные получите. Ночуй на работе, если надо. Не знаю, что ты надумаешь сделать, но позволяю тебе все. Только найди картину. В любом состоянии…
Часть 3
… год н.э.
… весь народ стал
