слово — как друг. Это благороднейший человек. И если он узнает или хотя бы подумает, что в порыве безумия совершил нечто страшное и непоправимое — он больше не сможет жить. Он умрет от горя. Или убьет себя.
— Вот как? Вы уверены? — спросил Холмс со странной интонацией. — Самоубийство — тяжкий грех.
— Клянусь Пречистой Девой, я больше всего боюсь именно этого — что он наложит на себя руки. Счастье его жизни составляли искусство и дочь, а теперь он лишился половины — и, наверное, лучшей половины. Если же он возьмет в голову, что он повинен в гибели Анны… нет, хотя бы в небрежности, в недостаточном внимании к ней… Уже одно это может погубить его. Как видите, я думаю не только о мщении за мертвую, я борюсь за жизнь живого, более того — за участь его души в грядущей вечности. Я найду настоящего убийцу — с вашей помощью или без нее. И когда он будет найден, я употреблю все средства, чтобы пустить в ход машину правосудия… если только не растерзаю негодяя собственными руками! — Как бы в подтверждение этих слов доктор Струццо выбросил руки перед собой, так что Ватсон невольно отшатнулся.
— Остановитесь, доктор. Убийство — тоже тяжкий грех, — сказал Холмс.
— Да, да, вы правы… Я сказал все. Итак, вы беретесь за это дело? Я знаю ваши расценки, мистер Холмс, равно как и вашу репутацию, — добавил он.
— Я должен подумать, — неопределенно ответил великий сыщик, — сейчас я веду сразу несколько дел, а мои силы не безграничны. Приходите послезавтра за окончательным ответом.
— Благодарю за то, что выслушали меня, — сказал доктор, вставая. — Надеюсь, в любом случае это останется между нами.
— Не беспокойтесь, — Холмс любезно улыбнулся, — за это я ручаюсь.
— Если вдруг вам срочно понадобятся какие-то дополнительные сведения, — уже уходя, сказал доктор, — меня можно найти каждый день около семи в итальянском трактирчике на улице Королевы Анны, в том же доме, что «Хорек и Ручейник».
* * *
— Итак, — сказал великий сыщик, снова берясь за трубку, — это одно из тех дел, которые я раскрываю, не сходя с места. Впрочем, нужно будет еще известить Скотланд-Ярд. Ах, какой наглый, ловкий негодяй!
— Кто? — переспросил Ватсон. — Этот несчастный сумасшедший, отец девушки?
— Ее отец — такая же жертва итальянца, как и сама несчастная, — сказал Холмс. — Но какая наглость! Совершить преступление и явиться ко мне, чтобы моими руками переложить ответственность на невиновного! Этот человек, похоже, привык воспринимать людей как марионеток, а себя считает кукловодом, который дергает за ниточки. Но со мной этот номер не пройдет! — Холмс в негодовании выпустил клуб сизого дыма.
— О чем вы, Холмс? — спросил в изумлении Ватсон. — Ведь все обстоятельства указывают…
— Прежде всего, Ватсон: все эти так называемые «обстоятельства» известны нам только со слов этого господина. Впрочем, здесь я склонен ему доверять. Он прекрасно знает, что мне ничего не стоит перепроверить его сведения непосредственно в полицейском управлении. Поэтому само дело, его обстоятельства, показания служанки — все это, скорее всего, соответствует действительности, ну а что касается мелких деталей, это всегда можно списать на то, что его неназываемый источник сообщил не все или что-то спутал… Нет, разгадка скрывается не здесь.
Ватсон задумчиво почесал переносицу.
— Смотрите, Ватсон. — Холмс вытянулся во весь свой немалый рост и выпустил еще несколько клубов табачного дыма. — Прежде чем принять этого Струццо, я навел о нем справки. Вы совершенно правильно предположили, что итальянцу в Лондоне устроиться не так-то просто. Однако же этот доктор и в самом деле известен. Его особая специализация — женские нервные расстройства. Здесь он слывет настоящим кудесником.
Холмс выпустил еще один клуб дыма.
— Но в кругах, далеких от высшего света, о докторе знают другое. От своих верных агентов в самой пучине лондонского дна я узнал, что человек, чрезвычайно похожий на доктора Струццо, был некогда известен в Неаполе как хирург. Говорят, что он не имел систематического медицинского образования. Он освоил ремесло, наемничая в Африке и набив руку на несчастных абиссинцах…
— Это еще не доказательство, — упрямо наклонил голову Ватсон. — Все итальянцы похожи друг на друга.
— У меня есть доказательство. Помните, как этот комедиант, изображая гнев, неосторожно показал нам руки? У него очень интересные пальцы. Длинные, тонкие, но сильные. Ногти острижены коротко, но очень аккуратно, без единого заусенца — такие ногти бывают у пианистов, взломщиков и хирургов. На левой руке едва заметный порез, который может нанести только бритва или ланцет. Если бы мне удалось понюхать эти пальцы! Я уверен, что учуял бы следы эфира или хлороформа: эти запахи въедаются в кожу навсегда. Это руки хирурга, Ватсон!
— Боюсь, Холмс, для присяжных это не покажется убедительным, — сказал Ватсон. — В конце концов, даже если он когда-то работал хирургом…
— О, вот тут-то начинается самое интересное. По тем же сведениям, он работал не где-нибудь, а в одном из самых известных неаполитанских борделей. Вы не хуже меня знаете, Ватсон, что именно входит в компетенцию медиков, устроившихся в подобном месте.
— Лечение венерических болезней и аборты, — догадался Ватсон.
— Вот именно, Ватсон, вот именно… Теперь поговорим вот о чем. В нашем высоконравственном обществе, — Холмс не скрыл сарказма, — женщины, претендующие на порядочность, столкнувшись с подобными проблемами, обычно симулируют нервные расстройства, надеясь таким способом избежать ненужных вопросов, выиграть время и найти ловкого человека, который окажет им особого рода услуги. В таких вопросах, кстати, доверяют больше людям чужим, особенно иностранцам: они все-таки не совсем свои в нашем обществе и зачастую не разделяют нашу строгую мораль, считая ее набором предрассудков… Не удивлюсь, если выяснится, что все пациенты доктора Струццо женского пола.
— Ну, дорогой Холмс, уж одного-то пациента-мужчину мы с вами знаем. Это Эммануил Кросс, отец несчастной девушки.
— А так ли это? Во-первых, непонятно, с каких пор модный итальянский доктор пользует старого нелюдимого художника, привязанного к своему дому и, видимо, к соседям. Такие люди очень консервативны — во всяком случае, в вопросах, касающихся их самих. Если Кросс и в самом деле болен… что нужно еще доказать… думаю, он обратился бы к старому, проверенному доктору, живущему неподалеку. Дочь — другое дело. Если она внезапно заболела… и отказалась лечиться у кого-либо, кроме знаменитого Струццо… Понимаете меня, Ватсон?
Ватсон склонил голову в знак согласия.
— Теперь о причинах заболевания. Помните, как этот негодяй, пытаясь очернить отца девушки, описывал сцену, когда Кросс кричал, что у него нет дочери, и требовал выгнать гулящую девку? Я склонен предположить, что это происходило на самом деле,
