расшитой шёлковой туники призрачно мерцала. Все цацки Выжлец, не будь дурак, насытил колдовством загодя, иначе б и не сунулся в Холмы.
— И что, добрые поселяне решились на долинного вампира покуситься? — всё ещё не верил он. — Гвардейца Лучистого Стяга, Высшего по праву рождения?
Вампир лишь пожал плечами:
— Им-то откуда знать? Для них всё, что с зубами — еретник. — Колдун солидарно покивал. Упырь усмехнулся. — А что там с правами рождения — кто в долах да весях разберётся? Ежели при кошеле, и ободрать можно.
Лёгкий ветерок вкрадчиво шелестел в иссохшем вереске, клонил багульник и куцый, за зиму поредевший очерет. Лунный свет мазками серебра скользил по горбатым спинам притаившихся Холмов, вычерчивал скаредный рельеф, отблёскивал на слюдяной глади грязевых луж и распадков.
— Не скажи, — возразил Выжлец, подумав. — Ясновельможных здешний народ привечает.
Вампир спорить не стал. Лишь равнодушно потянул плечами, как обычно оставшись при своём мнении.
— И что, ты от крестьян драпанул вот сюда, в Голоземье? — допытывался колдун.
— Выбора особо не было, — признал Упырь хладнокровно и невзначай постучал пальцем по разбитой скуле.
Спина почти не болела, только в голове шумело, да затылок противно ныл. В целом, такое положение дел вампир находил вполне удовлетворительным, но просвещать Выжлеца пока не хотелось. Даже несмотря на унизительное сочувствие, без труда читавшееся на подвижной физиономии.
— Жаль, — взгрустнул в ответ тот. Только не понятно, о чём больше — крестьянском самоуправстве или упырьей несговорчивости. — Уж мнилось, грешным делом, Фладэрик встречи ищет, поумнел-одумался. Приятель, всё ж.
— Приятель? Встречи? — мрачно улыбнулся Фладэрик, впервые за долгое время заслышав собственное имя. — Завязывай с грибами, Выжлец, мерещится тебе.
Искать встречи с крепкими, против вампирской крови травленными иргибскими кинжалами Выжлеца «еретнику» хотелось в последнюю очередь.
Колдун тем временем поднялся на ноги — физиономия, в ночи бледностью с упырьей сравнявшаяся, вытянулась, подрастеряв былое дружелюбие.
— Ла-а-адно, ты прав. Какие мы приятели? Я Выжлец, верный пёс Норта, — и он медленно повлёк меч из роскошных ножен, блестевших в полумраке серебром обоймиц да чеканного устья. — И за тобой охочусь.
Вампир мысленно усмехнулся. «Приятель», как же. Вместе бражку пили, вместе большак топтали, вместе девок тискали. Молодость-молодость, когда то было?
— Умный пёс не станет тявкать на всех подряд, — заметил Фладэрик, тоже сабельку обнажая.
Выжлец сердито сплюнул в вереск, вкрадчиво шуршавший под ногами.
— Чего ж ты от людей драпанул, краснобай бродячий? — ухмыльнулся помрачневший колдун.
— А чего, в болотине их всем селом топить? — поморщился вампир, уже жалея о внезапной доброте. — То ж люди!
— Экий благородный!
Чароплет проворным выпадом рассёк воздух, однако обманчиво-флегматичной упырюги уже и след простыл. Озирая спину колдуна, укрытую складками изысканного плаща да размышляя между делом, а не слинять ли вовсе, вампир легко переступал по ржавому, обомшелому торфянику.
— Просто недосуг, — заметил он, не спеша с атакой.
Выжлец зарычал.
«Приятели» обошли вокруг почившего костерка, примериваясь, и ещё не известно, чем бы всё кончилось, если бы в многострадальный овраг разом не вывалилось с десяток шалых волколаков.
Фладэрик выругался в голос. Удача нынче от него отбежала в соседнюю светёлку, ещё и дверь чурбачком с той стороны подпёрла.
Глава 3. Волколаки
Голодные твари таращили полыхавшие загробной прозеленью глаза, скалили обнесённые бурой пеной пасти, скребли когтями мшистый дёрн и нежничать явно не собирались. Всё, что пахло тёплой кровью или не успевало дать дёру по причине отсутствия ног — вполне годилось в пищу.
Упырь облизнул пересохшие губы: Выжлец — полбеды, побренчали бы железом, побранились для порядка, по старой дружбе; а этих только потрошить да жилы сечь, иначе до самого Поста жизни не дадут. Волколаки — настоящие, а не выдуманные суеверными поселянами — отличались диким аппетитом, буйным нравом и полным нежеланием покоиться в земле.
Огромные мохнатые подобия волков на непропорционально длинных лапах, причудливо выгибавшихся, когда нечистики приподнимались на дыбы, перебирая когтистыми, точно древесные сучья пальцами, нападали ночью и могли причинить массу неудобств зазевавшемуся, а тем паче безоружному путнику.
По поверьям, волколаками обращались проклятые, самочинно испившие зелья или укушенные в дурную ночь. Но Фладэрик ни разу за свои сто лет не видал обратного превращения.
Под хищный клёкот влажного урчания над гребнем распадка показалась кудлатая башка с бугристыми наростами вдоль черепа и горящими смарагдом зенками размером с пядь. Колдун, вслух возмутившись, благоразумно попятился к вампиру. Не сговариваясь, бывшие противники замерли спина к спине. Голодная нежить Голоземья не разбирала, упыря она глодает или высокопоставленным колдуном из Семи Ветров лакомится.
— Это чё за тварь? — хрипло уточнил Выжлец, поводя острием меча.
— Ваша работа, — ядовито откликнулся Упырь. — Познакомитесь хоть…
Волколаки ленивой рысцой обходили овраг на жутких, неестественно гнущихся лапах, то приподнимаясь хрипящими столбами в полтора человеческих роста, то припадая к земле. Движение напоминало ритуальный танец, и круг сжимался.
Упырий конь взбрыкнул, оскалил желтоватые, совсем не по-лошадиному заострённые клыки. Глаза зажглись алым. На ремнях сбруи проступили отчётливые во мраке охранные узоры.
Колдун подсветил затаившуюся округу огненным снарядом. Светляк по крутой дуге ушёл в небо и истлел, не долетев пары саженей до распадка. Фладэрик насчитал с дюжину петлявших в низких зарослях теней. Рыча и огрызаясь, волколаки жарко дышали в унисон зловонными пастями и смотрели, не моргая, приседая и падая среди сухой травы.
— Стаей сбились, — проворчал колдун.
Вампир, безмолвно пришедший к аналогичному выводу, тоскливо помянул по матери негостеприимных поселян. Колдун, добровольно отказавшийся от ленивого досуга и всех прелестей уютных апартаментов по ту сторону равнины, клял своё поганое решение, на чём свет стоит.
Танец тварей всё ускорялся, урчание и гортанный клёкот сплетали шелест трав унылым плачем. Удушливыми волнами накатывали запахи гниющей плоти и сырого меха, нужников и застоявшейся болотной жижи.
Извлекая из-под узорчатого кафтана серебряную цацку с чеканным охранным знаком, Выжлец мысленно выплетал слова заклинания, пробуждавшие амулет. Фладэрик плавно поводил сабелькой, ловя на обоюдоострую елмань клинка случайные отблески небесных Князей. Путевые звёзды, над Голоземьем особенно яркие, с отстранённой плотоядностью наблюдали с подёрнутых сизой ряской туч, насупленных небес.
Чудища бросились внезапно и все разом.
Вампир закрутился на месте, отсекая саблей лапы и хребты, уворачиваясь от слюнявых пастей и чёрных, по-птичьи загнутых когтей. Выжлец, сосредоточенный на воспламенении рыцарской орясины, спасался колдовством, посылая в жутких тварей снаряд за снарядом с пламенеющей ладони. Здоровенный меч колдуна, весь в чародейских письменах, горел зарницей, но двигался без должного проворства.
Упырь с плавной стремительностью атакующей гадюки скользил среди цветных вспышек, сабля почти исчезла, превратившись в размытую шлею. Хрустели, переламываясь, кости, шипела опаляемая колдовством гнилая
