отпечаток на его характер; при всем своем сознании гениальности он так и не смог добиться самоуважения. Молодой священник, с которым он познакомился во время службы у госпожи де Верселлис, внушил ему, что его недостатки можно преодолеть, если он будет искренне стремиться приблизиться к этике Христа. Любая религия, говорил "месье Гайм", хороша, если она распространяет христианское поведение; поэтому он предположил, что Жан-Жак будет счастливее, если вернется к родной среде обитания и вере. Эти взгляды "одного из лучших людей, которых я когда-либо знал", остались в памяти Руссо и вдохновили его на создание знаменитых страниц в "Эмиле". Год спустя, в семинарии Сен-Лазар, он встретил другого священника, аббата Гатье, "очень нежного сердцем", который скучал по продвижению по службе из-за того, что забеременела одна девица из его прихода. "Это, - замечает Руссо, - было ужасным скандалом в епархии, где священники (по правилам) никогда не должны были иметь детей, кроме как от замужних женщин".25 Из "этих двух достойных священников я составил образ савойского викария".
В начале лета 1729 года Руссо, которому уже исполнилось семнадцать, снова почувствовал зов открытого пути; кроме того, он надеялся, что с госпожой де Варенс он сможет найти себе занятие, менее оскорбляющее его гордость. Вместе с веселым женевским пареньком по имени Бакель он отправился из Турина через перевал Мон-Сени в Альпах в Шамбери и Анси. Его романтическое перо окрасило эмоции, с которыми он приближался к жилищу госпожи де Варенс. "Ноги мои дрожали, глаза заволокло туманом, я никого не видел, не слышал и не вспоминал, и вынужден был часто останавливаться, чтобы перевести дух и привести в чувство свои смятенные чувства".26 Несомненно, он не был уверен в том, что его примут. Как он мог объяснить ей все свои злоключения с тех пор, как покинул ее? "Ее первый взгляд избавил меня от всех страхов. Мое сердце вскочило при звуке ее голоса. Я бросился к ее ногам и в порыве живейшей радости прижался губами к ее руке".27 Она не обижалась на поклонение. Она нашла для него комнату в своем доме, а когда некоторые подняли брови, сказала: "Пусть говорят, что хотят, но раз уж Провидение послало его обратно, я твердо решила его не бросать".
III. МАМАН: 1729-40 ГГ.
Его сильно влекло к ней, как любого юношу в близости с женщиной десяти лет. Он тайком целовал кровать, на которой она спала, стул, на котором она сидела, "а может быть, и сам пол, когда я подумал, что она по нему ходила".28 (здесь мы подозреваем, что романтика взяла верх над историей); и он неистово ревновал всех, кто соперничал с ним за ее время. Она позволяла ему мурлыкать и называла его petit chat (маленький кот) и enfant; постепенно он смирился и стал называть ее Maman. Она нанимала его писать письма, вести счета, собирать травы и помогать в алхимических экспериментах. Она давала ему читать книги - "Зритель", "Пуфендорф", "Сент-Эвремон", "Анриаду" Вольтера. Сама она любила полистать "Исторический и критический словарь" Бейля. Она не позволяла своей теологии расстраивать ее; и если ей нравилось общество отца Гроса, настоятеля местной семинарии, то, возможно, потому, что он помогал ей плести кружева. "Пока он был занят этим делом, она бегала по комнате, то туда, то сюда, в зависимости от случая. Увлеченный шнурками, господин супериора с ворчанием следовал за ней, повторяя в каждый момент: "Лови, мадам, стой спокойно"; все это представляло собой сцену поистине увеселительную".29
Возможно, именно этот веселый священник предположил, что, хотя Жан-Жак и проявлял все признаки глупости, он мог бы получить достаточно образования, чтобы стать деревенским куратором. Мадам де Варенс, радуясь возможности найти для него карьеру, согласилась. Так осенью 1729 года Руссо поступил в семинарию Сен-Лазар и готовился к священническому служению. К этому времени он уже привык к католицизму, даже полюбил его;30 Он любил его торжественные ритуалы, процессии, музыку и ладан, колокола, которые, казалось, каждый день возвещали, что Бог на небесах и что все в мире хорошо - или будет хорошо; кроме того, не может быть плохой религия, которая очаровала и простила госпожу де Варенс. Но он получил так мало формального образования, что сначала ему пришлось пройти концентрированный курс латинского языка. Он не смог терпеливо переносить склонения, спряжения и исключения; после пяти месяцев усилий учителя отправили его обратно к госпоже де Варенс с сообщением, что он "довольно хороший парень", но не годится для святого ордена.
Она попробовала еще раз. Заметив его склонность к музыке, она познакомила его с Николозом Ле Мэтром, органистом собора в Анси. Жан-Жак переехал к нему на зиму 1729-30 годов, утешаясь тем, что находится всего в двадцати шагах от маман. Он пел в хоре и играл на флейте; ему нравились католические гимны; его хорошо кормили, и он был счастлив. Все шло хорошо, за исключением того, что месье Ле Мэтр слишком много пил. Однажды маленький хормейстер поссорился с хозяевами, собрал свои ноты в коробку и покинул Анси. Мадам де Варенс велела Руссо сопровождать его до Лиона. Там мэтр, охваченный трепетным бредом, упал без чувств на улице. Испугавшись, Жан-Жак позвал на помощь прохожих. Он дал им адрес, который искал музыкальный мастер, а затем сбежал обратно в Анси к маман. "Нежность и правда моей привязанности к ней вырвали из моего сердца все мыслимые проекты и все глупости честолюбия. Я не представлял себе иного счастья, кроме как жить рядом с ней, и не мог сделать ни шагу, не чувствуя, что расстояние между нами увеличивается".31 Мы должны помнить, что ему было всего восемнадцать лет.
Добравшись до Анси, он узнал, что мадам уехала в Париж, и никто не знает, когда она вернется. Он был опустошен. День за днем он бесцельно гулял по сельской местности, утешая себя красками весны и милым щебетанием несомненно влюбленных птиц. Больше всего он любил вставать рано и смотреть, как солнце триумфально поднимается над горизонтом. Во время одной из таких прогулок он увидел двух девиц верхом на лошадях, которые уговаривали своих неохотников перейти ручей вброд. В порыве героизма он поймал одну лошадь за уздечку и повел ее наперерез, а вторая последовала за ним. Он уже собирался отправиться в путь, но девушки настояли на том, чтобы он проводил их в домик, где можно было бы высушить туфли и чулки. По их приглашению он подскочил к мадемуазель Г. "Когда пришлось прижаться к ней, чтобы удержаться, мое сердце забилось так сильно,
