– Я говорил Дарфилду, что банк выстоит. А он все равно боится, что резервов окажется недостаточно.
– Банк выстоит только потому, что вчера я принял решение не забирать из него вклады своей семьи. Одно лишь упоминание об этом предотвратило панику, начавшуюся сегодня утром.
– В банке началась паника? – У Лонгуорта хватило порядочности изобразить на лице огорчение. – Я знаю, что должен быть там.
– Да, черт возьми, должны.
– Но ведь худшее позади? Вы сказали, что опасность миновала.
– Не совсем. Сегодняшний день мы переживем, но банку по-прежнему угрожает серьезная опасность. Более того, я хочу пересмотреть свою позицию. Выбор предстоит нелегкий. Если я заберу свои деньги, банк неминуемо разорится. И тогда вас непременно повесят.
Хейдена бесил тот факт, что он умудрился связаться с Лонгуортом. Он укрепил позиции банка, поместив туда деньги семьи. Сделал это лишь для того, чтобы помочь хорошему другу. Но никак не его младшему брату.
Лонгуорт широко улыбнулся, что придало ему сходства с Беном, несмотря на то, что его светлые волосы резко контрастировали с каштановой шевелюрой и карими глазами старшего брата. Хейден предпочел бы сейчас не видеть этого сходства.
– Конечно же, вы говорили образно, когда упомянули повешение. Не очень приятно разориться, но ведь это не смертельно.
– Если я говорю о повешении, то имею в виду повешение. Эшафот. Петля. Смерть.
– Банки все время разоряются. В одном только Лондоне за последние две недели закрылось пять банков, а в графствах таких случаев дюжины. Тут нет никакого преступления. Так всегда происходит во время финансовых кризисов.
– На виселицу вы отправитесь не потому, что банк обанкротился, а в результате проверки бухгалтерских книг.
– Мне ничто не грозит, уверяю вас.
Хейден начал быстро терять терпение. Всю прошлую ночь он не спал, пытаясь вместе с Дарфилдом разобраться в путанице, царящей в банковских отчетах. Ярость, которую он с трудом сдерживал после того, как узнал самое худшее, грозила вырваться наружу, сведя на нет все его усилия.
– Я решил оставить деньги в вашем банке, Лонгуорт, беспокоясь о своей тете и ее дочери. Три процента – это все, что они имеют. Они живут только на эти средства. Как их поверенный, я не могу рисковать этими деньгами. А посему решил забрать из банка эту незначительную сумму.
Лонгуорт вскинул голову, словно подобное предисловие сбило его с толку, но в глазах промелькнула паника.
– Представьте мой ужас, когда я обнаружил, что их консоли проданы и что я в качестве поверенного якобы дал на это согласие.
На лбу Лонгуорта выступили капли пота.
– Хотите сказать, что это я подделал?
– У меня есть доказательства. Вы подделывали и другие подписи, чтобы продать ценные бумаги, продолжая выплачивать ренту, чтобы никто ничего не заподозрил. Вы украли десятки тысяч фунтов.
– Черта с два! Меня поразило и опечалило то, что вы сейчас сказали. Должно быть, это сделал Дарфилд.
Хейден подошел к молодому человеку, схватил его за ворот и приподнял с оттоманки.
– Не смейте порочить честное имя этого человека. Клянусь, если вы сейчас солжете мне, я не стану вам помогать, и пусть вас повесят.
Лонгуорт вскинул руки, чтобы закрыть лицо, и сжался в ожидании удара. При виде его страха Хейден почувствовал отвращение, но почему-то сдержался и швырнул Лонгуорта обратно на оттоманку.
Тимоти наклонился вперед, закрыв лицо руками. В гостиной повисла напряженная тишина.
– Вы никому об этом не говорили? – пробормотал Тимоти.
– Знает только Дарфилд, и он боится последствий для других банков, если о ваших махинациях станет известно сейчас, в свете последних событий в Сити. – Хейден слишком часто за последние два дня представлял себе ужас вкладчиков. Предполагалось, что фондам, деньгам, хранящимся в виде трастов, охраняемых государством, ничто не угрожает. Именно с этих денег выплачивалась рента немыслимому количеству женщин, слуг, младших сыновей и дочерей. Банки лишь хранили эти деньги для клиентов. И кризис никак не должен был сказаться на их сохранности.
Тимоти Лонгуорт подделал подписи вкладчиков, нарушив тем самым неприкосновенность фондов, и присвоил их капитал. Если о его махинациях станет известно сейчас, паника в Сити возрастет вдесятеро.
– О чем только, черт возьми, вы думали, Лонгуорт?
– Я сделал это для банка. Мы были уязвимы. Резервов не хватало. Я сделал это, чтобы защитить депозиты…
– Нет, черт возьми! – сорвался на крик Хейден. – Вы поступили подобным образом, чтобы купить этот дом, этот сюртук и экипажи, на которых вы разъезжаете со своей весьма дорогой любовницей.
Тимоти зарыдал. Сконфуженный Хейден отвернулся и посмотрел в окно.
Там в саду в его сторону посмотрели похожие на фиалки глаза, а потом вновь сосредоточились на лентах и соломенной шляпе. «Глаза прохладного оттенка, похожие на фиалки, и соблазнительная фигура, таящая в себе неземное блаженство», – именно так сказал Бенджамин о мисс Уэлборн, будучи навеселе. Не совсем уважительно, но в его голосе улавливалась привязанность, поэтому слова Хейдена отчасти оказались правдой. Когда он увидел ее реакцию – навернувшиеся на глаза слезы и мечтательно-нежное выражение лица, – он пожалел, что вообще рассказал ей об этом.
Мисс Уэлборн нельзя было назвать красавицей, но глаза делали ее лицо незабываемым. Их необычный цвет сразу привлекал к себе внимание, и только потом собеседник замечал, что в них отражается сильный характер и недюжинный ум. В них также читался большой житейский опыт, словно эта женщина слишком хорошо была знакома с реальностью. Под безжалостным взглядом этих глаз Хейден на мгновение забыл об ужасной миссии, приведшей его в этот дом.
«Ее губы напоминают розу и кажутся необыкновенно сладкими, словно их окропили нектаром». Очевидно, Бен играл не только с чувствами мисс Уэлборн. Но Хейдена это не удивило. Преисполненному жизни Бенджамину Лонгуорту удавалось заводить ни к чему не обязывающие отношения со многими женщинами.
Роузлин и Ирен Лонгуорт, сестры Бена, сидели на освещенной солнцем скамейке вместе с мисс Уэлборн. Старшая с темными золотистыми волосами, светлой кожей и нежным лицом была очень красива. Ее красота бросалась в глаза, а гордость не знала границ. Младшая сестра выделялась длинными белокурыми локонами и по-детски хрупкой фигуркой.
Хейден ощутил рядом с собой чье-то присутствие. Лонгуорт поднялся с оттоманки и встал рядом. Он тоже смотрел на трех женщин в саду.
– О Господи, когда они узнают…
– Клянусь, они никогда не узнают правды от меня. Если нам удастся спасти вашу шею, скажете им все, что считаете нужным. Фальсификатору и вору не составит труда состряпать более или менее правдоподобную ложь.
– Спасти мою… А это возможно? О Господи… все, что…
