у него бесконечные мутки, отмазы голимые… Но мы работаем.
– Когда у тебя день рождения?
– Летом. Я же заявление на отпуск специально пишу так, чтобы не проставляться, – улыбается Смородинова, вызывая смешки в кабинете.
– Я тебе книжек подарю. На весь отпуск хватит. А потом заставлю пересказать… Идите, работайте.
* * *
Холодно. Холодно и страшно. Так страшно, как никогда еще не было.
Даже тогда не было, когда прошлой весной за ней полквартала шел какой-то пьяный или обдолбанный мужик. Было жутко до ужаса, до трясущихся поджилок. Когда он шел за ней по темной безлюдной улице чужого города и что-то говорил. Выкрикивал и свистел вслед. Алина оборачивалась, чтобы посмотреть на преследователя, и ускоряла шаг. А потом побежала, готовая заорать и разбудить хоть кого-нибудь. В тот раз она выскочила на главный проспект, освещенный фонарями и вывесками. Забежала в ближайший открытый магазин и долго стояла там, вызывая подозрения у охранника. Тогда ее долго не могли успокоить. Она рыдала от пережитого страха. Ее трясло и даже поднялась температура. Друзья, приехавшие за ней к тому магазину, отпаивали ее сначала водкой, а потом крепким кофе.
Сейчас никто ее не найдет. Алина лежит на голом деревянном полу в какой-то пустой комнатенке. И сама она голая. Ей очень холодно и очень-очень страшно. Но она не может встать и выглянуть в единственное окошко. Она не может встать и попрыгать, чтобы согреться. Она не может пошевелить ни ногами, ни руками. Она не может даже закричать. Тело перестало ее слушаться. Только веки едва разлепляются. Из глаз текут слезы, щекотными струйками ползут по щекам и затекают в уши. Но Алина не может ничего с этим поделать. Всей спиной, ногами и руками она чувствует только холодный деревянный пол под собой. Девушка даже не знает, в какой цвет выкрашены доски.
А еще к ней медленно возвращаются память и воспоминание о том, как она оказалась в этом жутком месте.
Из окна на нее падает солнечный луч. Будто издеваясь, показывает ей, что на улице весна.
* * *
– Как ты про Ермашова догадалась? – спрашивает Витек, на ходу кусая плюшку.
– Когда ты про пудру на носу сказал, у меня картинка сошлась, – объясняет Катя.
Оперативники идут по лестнице вниз. Знакомые до мелочей ступени можно не считать и не смотреть на них, ноги сами несут по родному отделу.
– Смотри. Он сказал, что не слышал, как обносили Потапенко, потому что делал ремонт. Так?
– Ну. Когда соседи сверху ремонт делали, я тоже ничего не слышал, – кивает Тихомиров.
– А где у него следы ремонта? Соседи реально слышали, как работали перфоратор и молоток. Значит, там не просто обои переклеивали. Проводились серьезные работы, пыльные и грязные. А он участковому открыл чистенький и причесанный.
– Вот это ты уже отсебятину несешь, – отмахивается Витек. Он засовывает в рот остатки плюшки и невнятно шамкает: – Нет в протоко́ве таких дета́вей.
– Нет так нет, – пожимает плечами Катя. – Руки вытри – и поехали посмотрим.
* * *
Алина просыпается. Рыдания вымотали ее настолько, что она уснула, даже несмотря на весь ужас своего положения. Она открывает глаза и на мгновение испытывает новый страх – слепота! Но в незанавешенное окно глядят звезды и тонкий серп луны. Алина несколько раз с усилием моргает. Пытается пошевелиться, но выходит плохо. Только пальцы рук скребут по полу. В правый средний вонзается заноза. Боль прошивает руку до плеча, но не получается даже вскрикнуть, из губ вырывается приглушенный хрип. Она обрывает и его.
Девушка напрягает слух. Кто-то ходит. Шаги, слышимые и ощущаемые по вибрации половиц, приближаются. Алина лежит макушкой к двери и в таком беспомощном положении никак не сможет посмотреть на того, кто подходит все ближе.
– Здравствуй, Алина.
Ее глаза расширяются до предела, сердце начинает скакать в груди. Чья-то теплая сухая ладонь проводит по ее волосам. И тогда, подстегиваемая бушующим в крови адреналином, Алина кричит.
Глава 2
– Вот ты мне скажи, какого черта мы здесь делаем?
– Не понимаю вопрос.
– Слякоть, мерзость, противно. У меня еще походу ботинок левый пропускает – уже весь носок до самого горла мокрый.
– Капец ты, конечно. Весна наступает, а ты ноешь.
Два ППСника не спеша идут по парковой аллее. Зимние куртки делают их фигуры похожими на комковатых снеговиков. Рядом с тележкой с мороженым полицейские ненадолго останавливаются.
– Блин, ты серьезно?
– Ну а что? Это ж не пиво, – отмахивается от напарника тот, что чуть пониже ростом.
– Лучше пиво сейчас с мужиками пить, чем тут с тобой шататься.
– Бедная твоя Ленка, как она тебя терпит? На ее месте я бы тебя бросил.
– А на моем месте я бы на тебя даже не посмотрел.
Беззлобно переругиваясь, они делают круг по внешней аллее парка. Где-то за тучами прячется солнце, иногда оно находит прорехи и выглядывает на Землю. Под его лучами становится понятно, что зима окончательно ушла и весна вот-вот начнет пробуждать к жизни деревья и траву. Птицы уже щебечут так громко, будто только от их криков зависит целый мир. В воздухе пахнет той самой влагой и прелыми листьями, отчего просыпается радость на душе.
В первой половине дня в парке малолюдно. От скуки ППСники считают, сколько встретили человек и сколько их обогнали.
– Может, посидим? Задолбался уже ходить.
– С твоим пузом тебе надо больше двигаться.
– А тебе на глистов надо провериться. Ты жрешь все время, но тощий, как карандаш.
– У меня метаболизм быстрый.
– О, смотри, что там? – прерывает перепалку первый.
– Где?
– Да вон же!
– Похоже, баба какая-то.
– Давай забьемся, что солевая?
– Да че тут забиваться, видно же, что под чем-то.
На прогалине, чуть в стороне от дорожки, лежит обнаженное тело. Руки раскинуты в стороны, будто девушка собиралась взлететь или обнять весь мир. Длинные волосы необычной короной аккуратно разложены вокруг головы. ППСники подходят сбоку, чавкая ботинками по не до конца просохшему газону.
– Э, барышня, тебе там не холодно? – издалека окликает лежащую тот, что повыше.
– Гражданочка, поднимаемся. Поднимаемся, поднимаемся! Вещички где потеряла, убогая?
Она не меняет положение, не вздрагивает от окрика, даже не поворачивает головы. Ее белое тело ярко контрастирует с весенней черной землей. И кажется таким неуместным среди жухлой прошлогодней травы, листьев и появившихся из-под снега фантиков и какого-то мелкого мусора.
– Вот дерьмо! – ругается здоровенный ППСник, первым дошедший до девушки.
Его напарнику хватает одного взгляда, чтобы, зажав себе рот, рвануть в кусты. Его выворачивает наизнанку только что съеденным мороженным, и
