том, что он нас ненавидит. Меня особенно, и мы оба знали, за что.
Филлип Александрович, Филин (так я называла его про себя) шел между рядами, останавливался напротив меня с тонкой металлической указкой, приподнимал мою голову за подбородок и долго смотрел мне в глаза. Я никогда не отводила взгляд, как другие, я упрямо вела с ним молчаливую войну, ему это не нравилось. Нет, я не пререкалась. Никто из нас не смел пререкаться, но я не опускала глаза и его это злило. Я видела, как сужались его зрачки, как сжимался в тонкую полоску рот, и во взгляде появлялась презрительная ярость. После второго года обучения, я поняла, что пока не пройдем проверку, нас не могут убить или причинить серьезный вред, даже наказывать не имеют права. Мы собственность Хозяина и каждый из нас на счету. И еще я теперь твердо знала, что со мной что-то не так. Никто из моего окружения никогда не помнил тех двух часов, которые мы проводили в здании без окон, куда нас всегда приводили после обеда с главного корпуса. Никто, кроме меня.
Я видела живых людей. Так похожих на нас. Но они выглядели иначе, они держались за руки, прижимались друг к другу, и смеялись. Смех. Я никогда в жизни не смеялась. Мне хотелось понять, что делает их счастливыми, что заставляет светиться их глаза, иначе, чем мои или любого из нас. Оказывается, смотреть на чужое счастье невыносимо, когда ты сам одинок и никому не нужен. Счастье… я даже не знала, каким оно бывает. Я словно шла сквозь них, сквозь этих людей, слышала биение их сердец, чувствовала дыхание, видела мир их глазами — полный разных оттенков, запахов, звуков, и вдруг в это счастье врывались люди в черном, топтали цветы, убивали их детей, насиловали их женщин. Грязно, грубо, отвратительно, жутко. Уродливо до тошноты. Раздирали их плоть…и я видела, как разбивается счастье, рассыпается, превращаясь в пепел, насколько оно хрупкое. Видела, как смех на их лицах превращается в гримасы боли и ужаса, мне становилось страшно. Жутко. Лучше жить в боли, в одиночестве, быть никем, не знать, что значит потерять. Я кричала и рыдала мне хотелось чтобы это прекратилось, чтобы выключили то, что происходит на большом и широком экране. Я закрывала лицо ладонями и плакала. Неужели это то, что происходит вне Острова? Неужели это происходит на самом деле?
Что я вижу?… Зачем меня мучают и заставляют переживать все это снова и снова? Показывают эти кошмары, заставляют смотреть на эти пытки и смерти?
А потом нас выводили на улицу, и я видела лица остальных — они были такими же безмятежными, как и утром, а у меня в ушах и перед глазами стояли жуткие крики, треск разрываемой плоти, плач младенцев и их матерей, черные сапоги, мнущие цветы, и запах смерти, который заглушает сладкий аромат счастья вонью разлагающейся плоти….как там, за Оврагом в пустыре, где валяются кости непохороненных изгоев.
Мне так хотелось верить, что это и есть кошмары, пусть все, что я вижу, не происходит наяву. Я умоляла об этом кого-то…не знаю, кого. Нас не учили вере. Страх сковал мое тело, когда я впервые поняла — никто из наших не помнит, что вообще посещал корпус без окон. Безымянный блок, охраняемый псами и обнесенный высокими стенами с колючей проволокой.
Я смотрела на Филлипа и чувствовала, что он догадывается о том, что я не такая, и он жаждет, чтобы я выдала себя хотя бы чем-то. Но не может доказать…а еще я боялась, что это и есть тот самый брак, за который становятся изгоями и, если кто-то узнает об этом — меня изгонят.
— Вечером приедет Генерал Власов! Быть готовыми!
Это всегда случалось неожиданно. Не было определенного дня, определенного часа, но именно в эту секунду я почувствовала, как сердцебиение изменилось. Каждый удар намного громче, сильнее, до невыносимости. Дыхание участилось. Мгновенная реакция просто на упоминание о нем. Вместо столовой бросилась к себе в комнату, отодвинула тумбу у кровати и лихорадочно сосчитала крестики на стене, выцарапанные шпилькой для волос — тринадцать. Придвинула тумбу обратно и замерла, пытаясь справится с волнением. Ближе, ровно на пять шагов, и я смогу видеть его лицо. Пять шагов от моего безумия. Раз…два…три…четыре…пять. Как мало и бесконечно много. Пропасть, длиной в вечность, пропасть, длиной в «никогда».
Бросилась к зеркалу. Я почти не смотрелась в него, потому что ненавидела ту, кого видела там. Потому что она была никем — ВВ13, бесконечно далекой от генерала Владимира Власова, настолько далекой, что могла только надеяться увидеть его с расстояния пяти шагов, а не десяти, и ради этого можно прождать еще год. А еще я понимала, что и это противоестественно — дикое чувство, которое во мне вызывало просто его имя….Владимир…От слова Владеть. Владеть мной!..Есть что-то красивее сочетания этих звуков? Влад и мир. Как же мне хотелось писать его, читать, выводить рядом с крестиками и проводить по буквам подушечками пальцев, словно прикасаясь к нему. Но нельзя. Никто не должен знать мою тайну. Засмеялась, глядя на свое отражение — ты можешь только мечтать увидеть его вблизи, а прикасаться такой, как ты, к нему не положено. За это тебе отрубят пальцы, как одному из изгоев, когда посмел тронуть Филина…точнее, схватить за плащ.
Мне исполнилось семнадцать, и я уже отдавала себе отчет в том, что именно я чувствовала к НЕМУ. Нас учили тому, что значит секс, и как можно его использовать против врага. Мы идеальные машины для исполнения чужих желаний, и секс — это средство достижения цели. Но нам всем запрещалось пробовать это на практике только после того, как нас изберут, мы могли получить задание, где, возможно, пригодились бы все познания в этой области. Для этого наши тела должны быть целомудренными. Кто знает на какое задание мы можем попасть и может пригодиться наша девственность.
Я изучала свое тело и покрывалась мурашками от тех сумасшедших фантазий, которые взрывали мне мозг… в них я неизменно соблазняла только одного мужчину, и он хотел меня. Это так называется — хотеть. Только ни на одном из уроков не говорилось о том, что мы тоже можем желать кого-то, это даже не подразумевалось. Мы — будущие агенты — не имеем возможности чувствовать, мы можем только играть для тех, кому предназначены наши способности. Если цель нужно достичь с помощью секса, мы обязаны использовать и этот метод. Научиться
