усами в морозном облаке.
— Здравствуйте, — сказал он.
— А, Алексей Ильич, наше вам почтение, Дед-Мороз! — сказал кто-то.
Он с каждым поздоровался за руку, и по тому, как его приветствовали, было видно: уважаемый у партизан человек.
— А где твой командир? — спросил его Ковпак.
— Идет за мной, — сказал Дед-Мороз.
Скрипнула дверь, и на пороге появился высокий молодой парень в черной бараньей шубе — заместитель Ковпака по артиллерии Сергей Анисимов. У него Дед-Мороз и был комиссаром.
Ковпак оглядел собравшихся и, видимо, убедившись, что все в сборе, сказал:
— Отсиделись, воевать надо. Самолеты с Большой земли больше не прилетят. Будем продолжать рейд. Куда пойдем, узнаете позднее. Приказ получите перед выходом. Завтра готовьте сани, укладывайте взрывчатку, боеприпасы. Анисимов и Дед-Мороз, проверьте, хорошо ли уложены снаряды к пушкам. Одним словом, готовьтесь. Лошади отдохнули?
— Да, — отозвалось несколько голосов.
— Сегодня хочу вам рассказать все, что я думаю о рейде, и высказать то, о чем молчал.
Ковпак поправил очки, полез в карман, вынул аккуратно сложенный лист бумаги и развернул его перед собой. Комиссар Руднев изредка поднимал глаза на Ковпака, затем переводил свой взгляд на кого-нибудь из сидящих командиров, долго смотрел на него, точно стараясь угадать, о чем тот думал. Начальник штаба партизанского войска Григорий Яковлевич Базима, прислонившись к печке, внимательно смотрел на Ковпака. И лишь изредка подзадоривающе толкал своего соседа Вершигору. Тот старательно что-то записывал в маленькую потрепанную книжку. Дед-Мороз, раскрасневшись от жары и расстегнув ворот гимнастерки, медленно и старательно поглаживал серебряную бороду. Ковпак начал говорить:
— Слышал я от некоторых партизан и их командиров, что тактика обороны вроде как лучше нашей рейдовой тактики. Объяснял я им, что война, а в особенности наша, партизанская борьба, не терпит застоя в приемах, не любит шаблонов. Не надо приучать противника к определенным методам наших боев. А то привыкнет, изучит эти методы, и тогда жди большой крови. Противник прет в глубь нашего государства, и мы не должны сидеть в лесах и ждать, когда враг пожалует к нам. Мы должны искать его, а не он нас, мы должны уничтожать его, а не он должен избивать нас, как кур. Вот так будет правильно с нашей тактикой.
В избе стало тихо. Сидор Артемьевич вытер платком лысину, осмотрел всех сидящих и продолжал:
— Зачем мы идем на запад от Брянских лесов? — спросил он.
Ему никто не ответил. Все знали, что Ковпак вслед за поставленным вопросом начнет сам отвечать на него — такая манера была у Сидора Артемьевича говорить на совещаниях.
— Наше соединение хорошо оснащено. Едва ли есть в немецком тылу еще такой большой отряд и с таким вооружением. Прикиньте, сколько у нас пушек, сколько сотен пулеметов, а автоматов за две тысячи перевалило. А снайперов сколько? Значит, большому кораблю — большое плавание. Значит, и задачи поставлены перед нами большие.
Он хотел было продолжать, но полез в карман. Все сидели молча, дожидаясь. Сидор Артемьевич оторвал от газеты добрую восьмушку и, высыпав в нее горсть табаку, начал крутить цигарку.
— Большому кораблю — большое плавание, — повторил он. — Я много на маршах думал над тем, что мы можем после взрыва сарнских мостов еще взорвать. Хорошо тогда у нас, прилично получилось. «А дальше куда ты нас поведешь, Ковпак? — так спрашивали меня многие бойцы. — Прошли мы с боями, — говорили они, — более трех тысяч километров, форсировали Днепр и вот теперь осели в Белорусском Полесье. Дальше лежит перед нами Польша». И спрашивали они, не поведу ли я их в Югославию?
В избе задвигались, оживились, кто-то сказал: «Красивый бы рейдик вышел, всеевропейский».
Ковпак посмотрел в сторону сказавшего и, поправив очки, продолжил:
— Не спорю, рейд был бы этот красивый, но дел нам и здесь, на нашей Украине, хватит.
Ковпак замолк, посмотрел поверх очков на сидящих командиров и строго сказал:
— Все опасные версты, которые мы прошли, форсирование Днепра — это, братики, только подготовка к настоящему делу. Мы только подошли к исходному рубежу нашей задачи. И сейчас, на этом исходном рубеже, скажу вам без утайки: сердце мое полно гордости и тревоги. Гордости потому, что каждый наш теперешний боец стоит двадцати прошлогодних; вооружены и одеты мы, как в сказке. Тревога же у меня потому, что засиделись мы в Полесье, народ начал тосковать по боевым делам, срывается, лезет в драку с немцами. А немец нам сейчас никак не нужен, и трогать его я запрещаю. Мы должны из Полесья ускользнуть, как ласточки по осени, тихо, незаметно. Один паршивый убитый фашист может нам всю идею загубить.
Он раскурил потухшую цигарку, снял очки, протер их полой ватника и, вновь надев, улыбнулся сидящим.
— Вижу я, хлопцы, непонятно вам, куда Дед клонит, — сказал он тихо. — Я все объясню, только терпение имейте. Одного хочу, чтобы вы запомнили твердо: мы в рейде с народом должны держать тесную связь. Особо смотрите в пути насчет лошадей. Нет-нет да находятся среди вас любители менять их. Чтобы крестьяне мне не жаловались. Насчет коров тоже. В противном случае будем считать это мародерством. А за мародерство, вы знаете, приказ по соединению № 200 требует расстрела. Противник — вот главная база нашего снабжения. Жить только за счет врага! За счет Гитлера! У него много откормочных баз, а там же наш скот. Бот и кушайте себе на здоровье из этих баз. И вообще, если крестьяне пожалуются на вас, то глядите! — повысил голос Ковпак. — Мы, партизаны, на иждивении Гитлера!
Он снова сделал паузу, а потом сказал:
— Это все по ходу дела. А насчет самого дела, вижу, что многие из вас еще не понимают, к чему все это я говорю. — Ковпак замолчал. Кто-то вздохнул вслух. Все достали табак. Зашелестела бумага# Над сидящими поднялись дымки. Каждый чувствовал, что Дед не сказал чего-то главного, которое все так хотели узнать. Но никто не задавал ему вопросов. Видимо, все хорошо знали характер и привычки своего командира.
— Конечно, вон немец-то уже под Сталинградом, — сказал Дед-Мороз.
— Правильно, — отозвался Ковпак. — Немец у Волги. Многие из вас высказывали, например, недовольство тем, что мы, украинские партизаны, зашли в Полесье, в Белоруссию. Многие из вас говорили, что место наше на коренной украинской земле. Понятно, что это идет от привязанности к родным местам. Но есть другая сторона медали — военная целесообразность. Зашли мы сюда потому, что таков стратегический замысел. На Украину надо прийти именно через эти дебри, через черный ход. Только отсюда мы могли отправить в Москву в госпитали раненых, а с Большой земли получить
