снять.
Можно. Но цена велика.
Разговор взбудоражил Альдо. И напугал. Рауле говорил о своей стреге тихим голосом, а имя ее — Диана — произносил мечтательно. Альдо посоветовал грубовато пойти и хорошенько поиметь девицу во владениях Весны, а лучше — в порту, где берут недорого и согласны на любые безумства. Но, говоря это, Альдо понимал, что Рауле, даже если и пойдет к шлюхам, думать будет только о стреге. Такова их власть. И из этой ловушки не выбраться. Альдо сам до сих пор думает о той, что давно умерла, и в каждой женщине видит ее черты.
По пути домой он выпил вина в кантине у Марио, густого и терпкого оварни, от которого голова ясная, ноги крепкие, а на сердце — тепло и радостно. Помогло мало. Проходя мимо Дворца Наслаждений, Альдо позвонил в колокольчик, передал слуге записку и направился к своему дому. Бригелла забрал ящик с инструментами и папку с рисунками и невозмутимо отчитался: синьора отказалась от обеда и ужина, она в своей комнате.
- Ты знаешь, что делать, - сказал Альдо, направляясь к лестнице.
Комната, в которой устроили новоявленную синьору Ланти, носила название «розовой». На стенах Альдо написал гирлянды цветов, а на потолке — триумф Флории, всемогущей языческой богини, чье обнаженное тело укрывали только цветочные лепестки. Розы тут были повсюду: в искусной резьбе, в рисунке обивки, в кувшине на столе. И еще одна роза сидела на постели, сцепив пальцы. Альдо кольнуло сожаление пополам со стыдом.
Дженевра Карни — теперь уже Ланти — была красива. В ней не было сочного бесстыдства матери, это унаследовала младшая. Дженевра больше походила на отца: мечтательная, полная неосуществимых романтических идей. И она была заманчивой целью для живописца. Овал лица в обрамлении густых волн каштановых волос. Кожа цвета топленых сливок, такого оттенка добиться непросто. Внимательные карие глаза. Пунцовые губы, полные, но сейчас сжатые в линию. Такие грешно целовать. Дженевра была точно лик Незримого Мира, написанный сотню лет назад на стене храма.
Но очень скоро целомудренное восхищение сменилось иным интересом, мощным, плотским. Тонкая и просторная свадебная сорочка лежит складками, и под ними угадывается тело. Округлая грудь, пышная, — она сегодня еле поместилась в корсет, — манит, зовет, буквально взывает о прикосновении. Длинная шея ждет поцелуев, как и губы. Где-то там, под тонким батистом, скрывается настоящее сокровище.
Узнав, что выйдет замуж, Джованна Карни радостно прыгнула в его постель, и была отменно страстной. Девочка умела выражать благодарность. И не поверить, что всего лишь на днях девочка лишилась невинности. Будет ли старшая сестра такой же ненасытной? Такой же гибкой? Будет ли так же покорно, с охотой принимать позы, что он пожелает? Будет ли она стонать так же? А повизгивать, когда разрядка близка?
Нет, не он должен вожделеть. Она. Она, эта суровая напуганная девочка с лицом Незримого Мира, должна хотеть его до тошноты. Никак иначе.
Альдо взял ее за подбородок, вынуждая поднять голову. Кожа была гладкой и теплой и пахла розами, как и все в этой комнате. Губы робко приоткрылись, отвечая на поцелуй, и Альдо сразу же отстранился.
- Вам нужно освоиться на новом месте, синьора, - сказал он сухо. - И отдохнуть.
И вышел, оставив юную Дженевру в одиночестве. Она должна хотеть его. И ненавидеть.
* * *
Когда Альдо Ланти вошел в спальню, Дженевра испугалась. От него пахло вином, красками и еще чем-то неуловимым, странным и совершенно чужим этому городу, провонявшему рыбой, стоячей водой и духами. Прикосновение же родило истому, которой Дженевра прежде не знала. Рука мужчины была горячей, сухой и совсем немного мозолистой, и вспоминалось, что о нем говорят. Опасный человек. Дуэлянт. И Дженевра почувствовала эту опасность, но то ощущение, что пришло вместе со страхом… Она словно стояла на краю пропасти и готовилась прыгнуть. Такое порой испытываешь, стоя рядом с сильным магом. Или — со стрегой, чье могущество не подчиняется обыденным человеческим законами.
Когда Ланти ни с того, ни с сего ушел, Дженевра растерялась, а потом разозлилась. Слова его звучали так, будто Ланти заботился о чувствах своей молодой жены, но ясно было, что это ложь. Дженевра, порой, как все сидонки, абсурдно гордая, чувствовала эту ложь всем своим нутром. Мутило от нее, как от дурного запаха. Если, синьор Ланти, вы не собираетесь навещать жену по ночами, на что она вам вообще сдалась?
У Дженевры не было титула, связей и покровителей, ради которых можно бы было взять ее в жены. Ничего, кроме миловидной внешности, а еще отцовских долгов. Они всегда были угрозой ее будущему. Так отчего же Альдо Ланти потратил такие деньги — свадьба Джованны, ее приданое, расписки отца — только ради того, чтобы взять ее в жены? И почему, легко своего добившись, купив ее, Ланти вдруг отступил? Почему он ушел?
Дженевра не отличалась особой смелостью, она ни за что бы не задала вопрос напрямую. Да и здесь, в этом огромном доме, она уже почувствовала себя чужой. Что подтолкнуло ее? Страх? Чувство неопределенности, ставшее сегодня особенно мучительным? «Я только взгляну, - сказала себе Дженевра. - И… и...» И что будет дальше, она не знала.
Дом был огромный и пустой. Дженевра видела всего лишь одного слугу. Звали его Бригелла, и он был так же нелюдим, как и его хозяин. И жутковат. У него был старый шрам на щеке — так выглядит плохо залеченный удар саблей, — а еще он слегка подволакивал левую ногу, а временами двигался кособоко, точно краб. Больше не было ни лакеев, ни горничных, и только легкий запах еды говорил о том, что где-то здесь должна быть кухарка. В таком большом и пустом доме, наверное, одиноко. И страшно.
Во всяком случае, Дженевре было страшно, пока она шла наугад по коридорам и комнатам, освещенным призрачными магическими светильниками. Живых людей в доме, кажется, не было, зато нарисованные повсюду. Ладно бы они только с портретов глядели, к этому быстро привыкаешь. Но порой человеческие фигуры, написанные необычайно искусно, попадались там, где их совсем не ждешь: выглядывали из нарисованной двери или из-за колонны; с потолка, где располагались вольготно за нарисованными перилами. Одно лицо, жуткое, белое как мел, мерещилось за ажурной решеткой, и Дженевра не сразу сообразила, что окно тоже нарисованное. Магические огни придавали искусным картинам и фрескам еще большую реалистичность, и казалось, эти люди вот-вот заговорят.
Поэтому, услышав звук, Дженевра содрогнулась от страха. То был далекий и
