Даже литовская фамилия Матвея — Адомайтис — отца изрядно раздражала. Он до сих пор притворяется, будто не может выговорить. И постоянно коверкает, особенно при Моте.
Тот в ответ губы поджимает, молчит. И я каждый раз молюсь, чтобы не сорвался и не было ссоры.
Сколько было разговоров! Промывали мозги день за днем, выискивая самое плохое про Матвея, преувеличивали, навязывали. Кучу раз я, накрученная до предела, пыталась порвать с ним. И каждый раз после такой встречи возвращалась домой счастливая до неба. Губы горели от поцелуев, а на языке был вкус горького шоколада.
Брат Матвея, Павел — успешный хирург в известной офтальмологической клинике. Сам Матвей тоже умный, талантливый и находчивый. Он бы мог поступить в Питер и уехать туда учиться (о чем мечтал мой отец), но остался. Ради меня, которую никуда родители не отпустили бы ни за что на свете.
Вообще, отцу на меня грех жаловаться: никогда проблем не было. Только Матвей. Единственный момент, где не допустимы компромиссы.
И мне его разрешили. Встречаться с ним. В соответствии со строгим расписанием, конечно. И у отца на глазах. Они думали, мы долго не протянем.
— Ты о чем это? — спрашиваю будто недоуменно.
— О погоде, — отвечает папа. — Осень на дворе, алле. Многие этим подавлены.
— Точно. Лето закончилось слишком быстро, — выдыхаю я облегченно. Лучше уж об осени.
— Или дело в одном молодом человеке, который пулей вылетел из нашего подъезда, когда я шел домой.
— Ой! — вздрагиваю.
— Юля, мне кажется, он был обдолбанным.
— Папа! — Я вскидываю руки. — Да сколько можно? Не наркоман он!
— Тогда что случилось? Вы опять поссорились? Это в который раз за месяц? Двадцать седьмой?
— Не сильно–то и поссорились. Так, пустяки.
Я округляю глаза, вспоминая, как орала, чтобы Матвей никогда больше не приходил. Фух.
— Что он сделал? Я должен знать.
— Да ничего он не сделал. Из–за ерунды поцапались. Он что–то взвинченный.
— Или накуренный. Юль, посмотри на меня.
Строгость в голосе отца заставляет послушаться.
— Он тебя не тронул?
Поначалу не понимаю, о чем речь. А потом понимаю и пугаюсь!
— В смысле, не бил ли Матвей меня? Пап, ты чего? Он никогда! Я тысячу раз говорила. Он скорее себе руку оторвет, чем меня обидит.
Но отец продолжает внимательно смотреть, словно пытаясь прочитать самое сокровенное. И я совершенно несвоевременно краснею.
— Я за вами обоими слежу.
— Он хороший. Спасибо, пап. Все было вкусно.
Целую отца в щеку и начинаю убирать со стола, мыть посуду. Чувствую пристальный взгляд.
Самое сложное — это, конечно, ссориться с Матвеем. Ни нагрузка по учебе, ни прочие проблемы... ничего с этим не сравнится! Дома приходится держать лицо и делать вид, что всё в порядке. А поддержки в виде Матвея нет.
Если признаться честно, больше всего на свете я не люблю с ним ссориться.
Щелкает дверной замок. Мама с работы.
Теперь главное, чтобы они не объединились вновь против меня. Делаю нечеловеческое усилие и улыбаюсь беспечно.
Мама заходит в кухню, они с папой обмениваются многозначительными взглядами.
О нет. Он ей уже написал в эсэмэске!
Домыв посуду под обсуждение внешних признаков наркомана, что проявляются у сына маминой коллеги, которого, разумеется, не существует и которого нужно вдруг, совершенно случайно, обсудить вот прямо сейчас, я спешу к себе в комнату.
Беру телефон и пишу Любе:
«Привет! Что делаешь? Может, погуляем где–нибудь? У меня тут зад павиана».
Это наше кодовое слово. В смысле: в жизни полная хрень и срочно нужна поддержка.
«Что случилось?! Сегодня суббота, я думала, ты с Матвеем трахаешься».
«Боже, Любаш!!»
«Ну да, вы ведь только целуетесь. Забыла. Так что произошло?»
«Потом расскажу. При встрече».
«Я–я–ясно. Мы с друзьями на набережной, приезжай».
«Скоро буду».
Глава 4
Матвей
Воздух сюрреалистически неподвижен и прозрачен. Каждый вдох дается с усилием, поэтому приходится идти быстро. Бежать. Чтобы хоть что–то. Дышать хоть как–то.
Мир нарисованный, искусственный, враждебный. А жить хочется в настоящем.
Это ж надо так разругаться! С добром же ехал. Сука!
Взвинченность усиливается длительным воздержанием. Не то чтобы это было сверхважно и кардинально влияло на качество жизни, но планы я строил конкретные, и сейчас они обломались. Не та ситуация, когда можно отшутиться про юношескую беспощадную мастурбацию. Когда мы ссоримся — иначе всё. Проблема в том, что кувыркаемся мы всё меньше, а ссоримся — чаще.
Телефон вибрирует в кармане. Я вздрагиваю. Не буду брать. Наорать хочется на нее. Объяснить, блть, что думать нужно учиться! Головой своей славной! Прежде чем рот открывать и нести чушь всякую. Мелкая избалованная выдра!
Передергивает. Мною и избалованная. Уж точно не родителями.
Перед глазами картинки, как Юля смеется над тупыми шутками этого еблана. А он смотрит на нее, как на десерт. Была бы ложка — сожрал бы. Перед глазами темнеет, кожа вспыхивает вместе с одеждой и сгорает мгновенно. До костей.
Это все, что нужно знать о любви, прежде чем ею начать заниматься. Вот так вот будет. Сгорите заживо.
Я хватаю мобильный и тупо пялюсь в экран.
«Захар».
Ожидаемо. Юля Райденко — девица гордая, первой не позвонит. Веселит лишь одно: что и никому другому она тоже не позвонит никогда. Будет сидеть и дуться до скончания времен. Натура такая. Выдринская.
Подношу телефон к уху и рявкаю:
— Что надо?
— Какие нервы! Ты че там, е*ешься? — хохот в ответ.
— Да, а что? — парирую я.
— Звоню сказать, что Артур лег, как только ты ушел. Ну и узнать, успел ты к цыпе своей или нет. Успел, круть. Стало быть?
Хотел успеть. Бежал. Парней подвел, оставил на соревнованиях. От нашего клуба чувак выступал. Лег он, значит. Жалко.
Я летел сломя голову. На автобус опоздал, пришлось такси взять. Херова туча денег. Пока ехал, в соцсети прямым включением наслаждался (в кавычках), как весело на этом празднике. Без меня.
По–человечески попросил Юлю подождать, пообещал, что помогу. Так нет же! Как на место прибыл, Юли уже и след простыл. Сообщение мое так и висит в непрочитанных. Я к ней домой пулей. На том автобусе домчал, что напрямую идет, но зато пять остановок не доезжает. До подъезда снова бежал. Решил отдышаться минуту: ее отец на меня всегда плохо реагирует, перед встречей с ним нужно в себя прийти. Смотрю — идут. Фиксики. Вот только за руки не держатся, спасибо маскам объемным.
