приблизилась к начальнику охраны, всё ещё стоящему на коленях.
— Поднимитесь, — приказала она. — Как ваше имя?
— Меня зовут Мартин, — офицер поднялся. — Мартин Болл.
— Мартин, значит? — переспросила она. — Отлично. Скажите мне, Мартин, все ли приспешники Ордена обезврежены?
— Да, моя госпожа. Извольте сами убедиться.
Мартин повел их с Бартом по улицам крепости. На дороге, по углам, по сторонам — везде валялись тела. Большинство в коричневых балахонах. Но были и обычные люди.
— Эти не подчинились? — рассматривала обычных Джилл, подойдя ближе.
— Эти люди не надёжны, — подтвердил Мартин. — Так решили ваши служанки. Они передали, что вы позволили им судить.
— Всё верно, всё верно. — Джилл осматривалась по сторонам. — Как же этих гадов много! — пнула она одно из тел.
— Юнико, — шепнул ей на ухо Барт, — что с этими людьми? Ты их отравила?
— И да, и нет. Они все приняли снотворное. Очень сильное снотворное и небезопасное. Так что… Но ты прав. Пора это дело заканчивать. Где мои служанки? — обратилась она к Мартину.
Через пару минут девушки прибежали к своей госпоже.
— Приказывайте, Юнико, — поклонились они.
— Мартин, и вы, девочки, проследите, чтобы тела всех неугодных, абсолютно всех собрали и свалили в зал. Тот самый зал для собраний, где проходил суд надо мной. Если найдете тех, виновность которых под сомнением — их киньте в подвал, в камеры. Потом с ними разберёмся. Но это касается только моих вассалов. Все члены Ордена виновны априори. Им пощады не будет. Ещё забросьте туда, в зал, прям внутрь, соломы, сена, тряпок — такого плана материалы. И полейте всё это маслом. Хорошо полейте. Не жалеть ни в коем случае! Всё должно пропитаться.
— Госпожа, вы хотите… — понял её задумку Мартин.
— Да. — совершенно спокойно и без эмоций отозвалась она. — Вы против?
— Госпожа! Как я смею? — склонил он в почтении голову. — Во-первых, я выполню любой ваш приказ. Я, как и все люди здесь, поклялся вам в верность. А, во-вторых, я вовсе не против. Орден много зла принёс людям. Они давно заслужили наказание.
— Вот и отлично. — отозвалась Джилл. — И ещё: всех шишек Ордена, верхушку, тоже заприте в зале, без всякого сожаления. Туда им и дорога. И найдите мне тех, кто был на суде. На моём суде. Меня интересуют те, кто сидел за судейским столом в тот день. Их, Весту, и ещё палача, который посмел стегать меня кнутом, их тела притащите на главную площадь. Ту самую, где мой муж проводит народные судилища. Я буду ждать вам там. Действуйте!
Служанки и Мартин низко поклонились хозяйке и поспешили выполнять распоряжения. Начальник стражи отдавал команды, девушки ещё раз осматривали тела и подтверждали или опровергали виновность. Чаще, конечно, подтверждали. Джилл же отправилась на главную площадь, пригласив с собой Барта.
— Юнико, — обратился к ней Глава, когда они шли, — я не понял. Ты что, взяла крепость без единого выстрела?
— Получается так, — пожала она плечами.
— Но… Как?
— Ты же сам всё видишь. Я их отравила. Верные мне люди всё организовали. Вот и всё.
— Но… Раз так, зачем тебе мой отряд? Зачем ты нас вооружала? Ты могла бы просто всех отравить и всё.
— Барт, — она остановилась, встала напротив него и положила руку ему на плечо, — никогда не знаешь, какой план сработает. Всегда должен быть запасной вариант. К тому же, — она заглянула ему в глаза, — ты и твои люди мне не чужие. Вы дороги мне. И я хочу, чтобы вы получили награду за свою верность. У вас будет всё самое лучшее. Оружие — это только начало. Я теперь не оставлю всё на самотёк. Буду сама править и всё решать.
— А твой муж?
— Ему придётся с этим смириться. Но с Виктором я разберусь, когда он прилетит на Холли. Сейчас же важно вернуть себе власть. Впрочем, я уже это сделала.
На площади собирались люди. Все хотели выразить почтение и уважение госпоже Юнико, восседающей на возвышении на помосте. Рядом с ней находился Барт. Её друг и соратник. Глава стоял. Иначе и нельзя: сидеть в подобной ситуации могут только члены правящей семьи.
На площадку перед помостом стащили тела, которые просила Джилл. Госпожа спустилась и осмотрела всех.
— Дайте им противоядие. — скомандовала она.
Слуги выполнили указание. Веста и остальные сектанты начали приходить в себя. Быстро сообразив, что дело пахнет жареным, бывшие судьи принялись что-то блеять о пощаде. Джилл приказала им заткнуться. А особо разговорчивым зарядили по морде верные Юнико солдаты. Как только тишина была восстановлена, Джилл обратилась к кормилице.
— Ну что, — подошла Джилл к Весте и смотрела на неё сверху вниз, так как даму поставили на колени, — кто из нас перевоспитался? Кто теперь умоляет о прощении?
— Ты можешь делать со мной всё, что хочешь, — монотонным голосом заявила Веста. — Я не откажусь ни от своих принципов, ни от убеждений.
— Каких ещё убеждений? — огрызнулась Джилл. — Поднимать руку на господ — это твои убеждения? Ты знаешь, какое наказание полагается за подобное преступление? А? — Джилл пнула бабку сапогом в плечо, но та осталась на месте, лишь немного качнулась. Глядела в одну точку перед собой, не реагируя на обращённую к ней речь. — Молчишь? Так я тебе расскажу. Один из судей, тот, который сидел тогда за столом, и которого сейчас здесь нет, поведал мне перед смертью, что любой простолюдин, поднявший руку на аристократа, повинен смерти. Он это сказал и сразу умер. Я проткнула ему глаз иглой. Длинной такой. Дед сразу коники отбросил. Хочешь, и с тобой так поступим?
Джилл ещё раз её пнула, но Веста продолжала глядеть в одну точку. Ещё начала шептать что-то себе под нос.
— Госпожа, помилуйте, не убивайте! — снова принялись вопить остальные пленники.
— Не убивать, значит? — её глаза горели нездоровым злобным блеском. — Хорошо. Вас убьёт огонь. Вас запихнут в горящий дом живыми и вы почувствуете всю прелесть ощущений. Как вам? Хорошо я придумала? — сказала она и захохотала.
Пленники принялись вопить, но Джилл их не слушала. Она подошла к сектанту, находящемуся чуть в стороне. Мужчина в коричневом балахоне неподвижно стоял на коленях, что-то шептал себе под нос и смотрел не отрываясь в одну точку. Прям как Веста. Видать, настоящий фанатик. Бредом, проповедуемым Орденом, до костей пропитался.
— Что ж с тобой делать? — склонилась к фанатику Джилл. — Разговаривать, я смотрю, с тобой бесполезно. Да и не нужно. Ты, когда решился хлестать меня, подписал себе приговор. Пеняй теперь на себя. Эх… — картинно вздохнула она. — Хотелось бы тебя помучить подольше, попытать, но, вот незадача! Я, помнится,
