нему.
В нормальном случае, когда всё ладится и не возникает никаких помех, пара здоровых темпераментных серых гусей влюбляется друг в друга по первой своей весне, триумфальным криком находят друг друга, и всю жизнь остаются верными триумфальному крику. При прочих равных условиях, прочность связей триумфального крика пропорциональна степени знакомства и доверия между партнёрами.
Если судьба (?!) разрушает узы первой любви, то и гусак, и гусыня, могут вступить в новый союз триумфального крика. Самец нормально празднует триумфы со своей гусыней, честно стоит на страже гнезда, отважно защищает свою семью, но, при случае, когда самка сидит на яйцах, а он вдали от гнезда, топчет других гусынь.
В то же время, если подобная «любовница» (?!) позволит себе приблизиться к территории его семьи, гусак нападает и гонит её прочь (?!).
Если по той же весне, триумфальный крик самца не находит взаимности, самцу дозволено самым беззастенчивым образом преследовать свою возлюбленную, отгонять прочих претендентов, упорно добиваться своей цели (самолюбие?!), пока самка к нему не привыкнет и не ответит (наконец?!) на его триумфальный крик.
О попадании «волшебной стрелы Амура» легче судить по «юношам», чем по «девушкам», поскольку у гусей тонкие внешние проявления «девичьей» влюблённости труднее заметить, чем более явные проявления «мужской». Несчастная и окончательная безнадёжная влюблённость случается чаще всего, когда объект любви прочно связан с кем-то другим. При этом, гусаки очень скоро отказываются от своих притязаний.
Но известен случай, когда гусыня более 4-х лет ходила следом за счастливым в браке гусаком (?!!!), как бы, случайно оказывалась на расстоянии нескольких метров от его семьи. И ежегодно доказывала верность своему возлюбленному «неоплодотворенной кладкой».
Совершенно чужому серый гусь предлагает триумфальный крик, а вместе с ним вечную любовь и дружбу, лишь в одном, единственном случае, когда «темпераментный юноша вдруг влюбляется в чужую девушку. Это безо всяких кавычек!».
Мои кавычки только подтверждают, что это буквально слова К. Лоренца.
Всегда остаётся какое-то количество неспарившихся гусей разного возраста, между которыми могут возникать по-настоящему прочные триумфальные крики, не имеющие ни малейшей связи с сексуальностью. Так что – вопреки иному мнению – между мужчинами и женщинами бывают и отношения подлинной дружбы, не имеющие ничего общего с влюбленностью. Впрочем, из такой дружбы легко может возникнуть любовь, и у гусей тоже.
Случается, что молодой гусак предлагает триумфальный крик другому самцу и тот соглашается. Поскольку ни одна разнополая пара не в состоянии им противостоять, такая пара гусаков приобретает очень высокое, если не наивысшее, положение в иерархии своей колонии (?!).
Как и у людей, у серых гусей близко соседствуют любовь и ненависть, объект любви и объект агрессии. Триумфальный крик содержит в полной мере агрессию, которая, хотя и скрыто, направлена против возлюбленного друга и партнёра. Бывает, что триумфальный крик выходит из всяких рамок, доходит до экстаза и тогда происходит нечто весьма жуткое. Крики становятся всё громче, сдавленнее и быстрее, шеи вытягиваются всё более горизонтально, происходит настоящая Фрейдова регрессия, при которой церемония возвращается к эволюционно более раннему первоначальному состоянию.
У пары гусей возбуждение такой экстатической любви-ненависти может на любом уровне остановиться и затихнуть, нормальный триумфальный крик завершается тихим и нежным гоготанием.
Невольно приходит на ум выражение «Так тебя люблю, что съел бы», и вспоминается старая мудрость, на которую обращал внимание Фрейд, что именно обиходная речь обладает верным чутьём к глубочайшим психологическим чувствам.
Триумфальный крик – это лейтмотив среди всех мотиваций, определяющих повседневную жизнь диких гусей. Он постоянно звучит едва заметным призвуком в обычном голосовом контакте, в том гоготанье, которое означает приблизительно «здесь я, а где ты?». Такой крик включает в себя балетно педалированные телодвижения, несколько усиливается при недружелюбной встрече двух семей, и полностью исчезает лишь при кормёжке на пастбище, при тревоге, при общем бегстве, при перелётах на большие расстояния.
Однако едва лишь проходит такое волнение, временно подавляющее триумфальный крик, как у гусей тотчас же вырывается – в определённой степени, как симптом контраста – быстрое приветственное гоготанье, которое мы уже знаем как самую слабую степень триумфального крика. Члены группы, объединённой этими узами, целый день и при каждом удобном случае, так сказать, уверяют друг друга:
«Мы едины, мы вместе против всех чужих».
Триумфальный крик существенно влияет на социальную структуру серых гусей, даже господствует в ней, подобно воодушевлённому боевому порыву, который, в значительной степени, определяет общественную и политическую структуру человечества.
«Если бы какое-то вероучение на самом деле охватило весь мир, – пишет Эрих фон Хольст[21], – оно бы тотчас же раскололось, по меньшей мере, на два резко враждебных толкования (одно истинное, другое еретическое), и вражда и борьба процветали бы, как и раньше; ибо человечество, к сожалению, таково, каково оно есть».
Таков Двуликий Янус[22] – человек. Единственное существо, способное с воодушевлением посвящать себя высшим целям, которое нуждается для этого в психофизиологической организации, звериные особенности которой несут в себе опасность, что оно будет убивать своих собратьев в убеждении, будто так надо для достижения тех самых высших целей.
Переведу дух. Выше были приведены слова К. Лоренца, теперь позволю себе некоторый комментарий.
Оставим человека и человечество, задумаемся о серых гусях. Один из нас обратит внимание на одно, другой на другой. Мне хочется выделить следующее.
Что бывает норма и случается отклонение от нормы, когда серый гусь направляет свой триумфальный крик к особе из чуждого «рода-племени».
Что триумфальный крик может означать дружбу без секса.
Что триумфальный крик может быть призывом к любви двух самцов.
Что, наконец, триумфальный крик сам по себе амбивалентен, что у серых гусей любовь и ненависть идут нога в ногу.
А разве у нас не происходит то, что К. Лоренцом было названо «Фрейдовой регрессией». Я имею в виду, когда мы, при малейшем скандале, или других неприятностях, немедленно скатываемся по эволюционной лестнице, далеко назад.
…«они как люди»
К. Лоренц вспоминает, как вместе с X. Фишер[23] рассматривал её «гусиные протоколы», и был разочарован, когда оказалось, что среди серых гусей абсолютная «верность до гроба» сравнительная редкость. И возмутившись разочарованием К. Лоренца, X. Фишер сказала: «Что ты от них хочешь? Ведь гуси – всего лишь люди!».
«Бессмертными» назвал К. Лоренц эти её слова.
Действительно «бессмертные», если до сих пор слышатся в той же мере наивные, насколько беспомощные, рассуждения о том, что именно «природа» предопределила стереотипы нашего мужского и женского поведения. Просто одни из нас «всего лишь гуси», другим далеко и до серых гусей, и до коричневато-серых маленьких рыбок.
