Выхожу в коридор, опираюсь о стену, закрываю глаза, но даже сквозь веки чувствую любопытные взгляды стражников. Они тоже ардере, стражи игниалас, как Кеган, или соарас, парящие, те, кто не сражается, но несет неусыпный дозор. Возможно, кому-то из них достанется Мика, а может, и я.
— Госпожа, позвольте, я провожу вас в покои, — еще одна служанка тянет меня за руку. — Я Лили. Вы очень бледны, вам надо поесть и отдохнуть, идите за мной.
Качаю головой, но покорно следую за ней. Нет, малышка, мне не поможет ни еда, ни сон. Я избранная, моё предназначение — быть примерной женой, дать жизнь нежеланному ребенку, еще одному существу с невозможно синими глазами и вторым ликом. Никто не спрашивает меня, хочу ли я такой судьбы, однако церемония выбора уже началась.
Слабейшие, те, что не смогут проявить себя достойно, превзойдя соперников, покинут соревнование первыми и войдут в семьи простых драконов, лишь лучшие останутся пред ликом владыки. Алти-ардере тоже нужен наследник, а значит, одна из нас взойдет на его ложе.
Законы отбора до крайности просты. Выбирают нас, но не мы. Байниан берут мужей, ардере — жен. Вот и все, никаких загадок и тайн.
Каждая человеческая женщина должна родить хотя бы одного здорового ребенка. Каждый мужчина — зачать двоих. От смешанных союзов никогда не рождаются полукровки — слишком сильна магия крылатых. Люди для огненных — сосуды для возникновения новой жизни, не более. Если боги будут милостивы, через пять лет человек сможет просить о свободе. Если же нет, останется собственностью крылатых до тех пор, пока они не получат желаемого.
Так завещали боги, так гласит текст старинного договора, заключенного после Великого Перелома. Мы, люди, свято чтим его, позволяя ардере срезать эту жатву ежегодно. Они платят нам: магией, нужной для выживания, товарами, крохами своих знаний. Каждая семья, отдавшая в жертву юношу или девушку, получает гарантию, что более ни одно дитя в этом поколении у них не отберут. Стоит ли оно того?
Но крылатые из года в год нарушают древние обеты. Теперь уже из-за Стены не возвращаются. Сперва еще кто-то приходил, получив долгожданную свободу, но с годами таких случаев становилось все меньше. Киссаэры говорят, что так происходит, потому что родителям сложно оставить своих, хоть и полукровных, детей в чужих руках. И что многие ардере пренебрегают требованием о свободе и не отпускают полюбившиеся игрушки.
При мысли о доме я скриплю зубами. Не будь у меня двух младших сестер и крошки-братика, я бы сбежала даже ценой жизни. Но… если я буду стараться, им больше ничего не грозит. А если буду стараться очень сильно, всем ардере придется пожалеть об этом обычае.
Главa 3. ВоспоминанияХорошо помню, как меня отдавали.
Все пригодные в этом году к жеребьевке приходят в храм, там киссаэр состригает у нас по пряди волос. Это символическая дань, которую, впрочем, огненные собирают с не меньшей тщательностью, чем самих людей. Киссаэр говорит, что для проверки пред ликом богов требуется что-то, несущее на себе наш отпечаток. В древности проверяли кровь, потом оказалось, что даже волосинки довольно.
Я спрашивала, как именно это происходит, но, увы, жрец не смог ответить.
— С нами не делятся священными знаниями, лишь требуют неукоснительного выполнения обряда.
Это была уже третья проверка в моей жизни. Всякий человек, достигший восемнадцатилетия, но не перешагнувший порог тридцатилетия, проходит ее ежегодно. Первые два раза окончились неудачей, и я искренне надеялась, что так будет снова. Потому очень удивилась, когда в наш дом явился старый жрец и долго беседовал о чем-то с матерью и отцом за закрытыми дверями. Мама выбежала из комнаты вся в слезах, отец после той встречи молчал два дня.
А потом мне поставили метку и отправили в соседний городок, на общий сбор. Мы с Микой оказались теми, на кого указали боги ардере, и родители не посмели спорить. Сельский киссаэр долго вздыхал и сетовал на несправедливость судьбы, ведь уже несколько лет беда обходила нашу деревушку стороной. Однако деваться было некуда. Мы с Микой приняли благословение Праматери и Праотца и стали собираться в дорогу.
Я очень хотела забрать с собой хоть что-то, напоминающее о доме: нарядную одежду, которую мы с мамой вышивали к праздникам, что-то из украшений, дешевых, но дорогих сердцу. А больше всего — книги, по которым папа учил деревенскую ребятню читать. Старинные фолианты, повествующие о подвигах древних героев, чести и славе рода людского. Папа всегда говорил, что это выдумки, но я верила, что это правда, и детской сказкой их сделала недолговечная человеческая память.
Увы, ничего забрать мне не позволили. «Ардере дадут вам все необходимое. Они богаты и щедры к своим избранникам. Всё, чем вы дорожили прежде, покажется ничего не стоящей безделицей рядом с их сокровищами», — сказал старый жрец.
Провожали нас скромно и быстро, мало кто из соседей и знакомых осмеливался поднять на нас глаза. Слишком много там было: радость, что в этот раз злой рок обошел стороной их дома, жалость к нам, избранным для великой судьбы, ненависть к тем, чьими женами нам предстоит стать. Впрочем, нашлись и те, кто завистливо вздохнул, мол, повезло, будете жить по ту сторону Стены.
За этот шепот хотелось ударить. Крикнуть в лицо: «Займи мое место, стань избранной! А мне оставь семью и дом, где я родилась. Испей эту чашу до дна! Отдай свое тело ненавистному, понеси от его семени, приведи в мир нового огненного. И лишь тогда суди о том, чего не знаешь!» Слеп тот, кто завидует чужой судьбе, не ведая о цене, уплаченной за нее.
Но я молчала. Улыбалась. Топила бурю негодования в бескрайнем океане смирения, зная, что непокорностью причиню только новую боль себе и родным.
Все, что я могла, — это шептать слова воззвания: «Склони голову пред синевой взгляда ардере, ибо гнев его — кара свыше. Судьба твоя — его воля, путь твой — его полет, душа твоя — сила его крыльев».
Потом была недолгая дорога, несколько городов, где мы встречались с другими избранными. Мы почти не разговаривали, не хотели делиться своими страхами и надеждами. А надежды были, это точно. Даже Мика странным образом изменилась в последние дни. Обычно тихая и незаметная, она стала еще молчаливее, собраннее, строже. Но воодушевленнее. И хотя я видела, как тяжело ей дается расставание с домом, чувствовала, что надломленность, долгие годы жившая в ней и ставшая её частью, исчезла в одночасье.
А вот я с каждым днем теряла уверенность в том, что выдержу это испытание с честью. Сперва слова молитвы еще утешали, но чем ближе подходил день церемонии, тем острее я ощущала желание сбежать. Неважно, как и куда, лишь бы подальше. Даже мысли о родных отступили на дальний план. Их же не могут наказать за то, что случилось за много дней пути от дома?
В один из вечеров я выбралась в узенькое окошко своей комнаты при храме, перебралась по веткам яблони через невысокий забор и затерялась в узких городских улочках.
