другое я так и этак обкатывал стратегию собеседования, но у порога комнаты переговоров понял, что сознательно никого «валить» не буду. В конце концов, я ещё не забыл, чьей на самом деле была идея временны́х тестов, спасшая нас от неприятностей на приёмке у заказчика.
— Доброе утро, — встретила нас лучезарной улыбкой эйчар Катенька, собирая в папку разложенные на столе документы. — Тимофей Александрович, у вас остались ко мне вопросы?
— Нет, всё понятно, — мой утренний сосед по курилке неуклюже поднялся из-за стола. — Здравствуйте.
— Здравствуйте, Тимофей Александрович, — шеф протянул руку. — Радищев Михаил Анатольевич, технический директор.
— Андрей Вертинский, — по-простому представился я во вторую очередь. — Ведущий программист группы десктопных разработок.
— Рад познакомиться, — рукопожатие кандидата было твёрдым, однако смотрел он откровенно сквозь нас. Сильно нервничал, не иначе.
Мы расселись за «круглым столом», и Катенька, следуя инструкции, предложила присутствующим чай-кофе. Шеф милостиво кивнул на последнее, я присоединился к нему, а Сорокин попросил просто чёрный чай. Ожидание напитков мы с шефом скрасили каждый по-своему: он въедливо прощупал кандидата на владение общими вопросами, я — досмотрел на ноутбуке Сорокинские анкету и тесты. Когда же перед нами появились чашки с ароматным кофе и крепким чёрным чаем, начался конкретный разговор.
— Прежде всего, Тимофей Александрович, я бы хотел, чтобы вы ясно представляли себе, чем мы предполагаем занять нового сотрудника, — начал шеф. — Сейчас группа активно занята развёртыванием серьёзного и важного проекта, поэтому нам требуется человек, который мог бы взять на себя техническую поддержку остального ПО. Работа по большей части рутинная, главное в ней — умение читать и быстро вникать в чужой код.
— Например, такой, — я развернул к кандидату ноутбук. Пока начальство растекалось мысию по древу, я залез в репозиторий и скопировал оттуда в «Блокнот» кусок мессенджера, написанного мною и Васей на заре нашей карьеры. В те времена мы были много суровее, чем сейчас, и считали блажью не только комментарии, но и «говорящие» имена переменных. — Сможете рассказать, что здесь происходит и что можно улучшить? Аккуратнее, чай!
— А? — потянувшийся за ноутом Сорокин едва не опрокинул стоявшую перед ним чашку. — Точно, чай. Спасибо.
— Не за что, — я пригубил свой кофе. Мне было по-настоящему интересно, насколько абсентовый морок не соврал о профессиональных навыках Тимофея Сорокина.
— Похоже на модуль передачи данных, предположительно от клиента серверу, — минут через пять заговорил кандидат. — Если память меня не подводит, то за основу здесь взят асечный протокол. Это часть самописного мессенджера?
— Бинго, — довольно ухмыльнулся я. Всё-таки эта бочка дёгтя не без ложки мёда. — Откуда, кстати, про аську знаете?
— Одно время из интереса занимался написанием велосипедов.
— Понятно, — Хотел я или нет, но такой подход к профессии мне безусловно импонировал. — Ладно, есть предложения по оптимизации и рефакторингу?
Кандидат приподнял уголки губ в бледном подобии улыбки: — Кроме комментариев и новых имён для переменных?
— Кроме.
— Я бы попробовал сделать так, чтобы сообщения о внутренних ошибках не выбрасывались пользователю, а программа пыталась сама их корректно обработать и, возможно, исправить.
— О как! — я приподнял брови. — Знакомы с принципами реактивного программирования?
— Скажем так, манифест Бонера и компании**** я читал, однако до практики пока дело не доходило.
— Что ж, возможно, скоро дойдёт, — заметил шеф, вставая. — Когда готовы приступить к работе, Тимофей Александрович? Если, конечно, вас устраивают предложенные условия.
Катенька округлила глаза: нельзя же так сразу, да ещё и без согласования с генеральным! Я же, зная чуйку и прямолинейный характер шефа, совсем не удивился финалу собеседования.
— Устраивают, — растерянно моргавший кандидат тоже встал, чуть не перевернув при этом стул. — Хоть завтра.
— До завтра, боюсь, кадровый отдел не успеет подготовить все документы. Екатерина? — шеф повернулся к Катеньке.
— Приходите послезавтра, к девяти утра, — вздохнула та, предвидя возмущённый монолог своего начальника о самоуправстве технического директора. — Подпишем трудовой договор и соглашение о конфиденциальности, и можете начинать.
— Только учтите, Тимофей Александрович, опоздания у нас не допускаются, — сразу прикрутил гайки шеф. — До встречи в среду.
Он кивнул на невнятное прощание нового сотрудника и вышел из кабинета. Я, в свою очередь, сказал: — Поздравляю, коллега, — хотя и сам не знал, насколько искренними были мои слова.
— Спасибо, коллега, — в этот раз улыбка отразилась в серых глазах, на мгновение оживив невыразительное лицо Тимофея Сорокина. Я не стал задерживать мысли на том, что запросто могло мне померещиться, вежливо попрощался и ушёл. Не всё же Васе с Ольгой одним вкалывать.
***
Я не чурался новичка, но и не выходил за рамки обычного рабочего общения. А если и старался поменьше пересекаться с ним за пределами нашего кабинета, то исключительно из-за собственных бзиков. Потому что Тимофей Сорокин — Тим, как он попросил себя называть, — ко всем нам относился с одинаковой дружелюбно-вежливой отстранённостью. По крайне мере, так мне казалось до одного августовского утра.
Исторически сложилось, что первой на работу всегда приходила Ольга. Дождь, снег, ураган, землетрясение — ничто не могло её задержать. Я же предпочитал появляться в офисе за пять минут до начала рабочего дня, не видя смысла в переработках без крайней на то необходимости. Однако иногда случались флуктуации, когда в двадцать минут девятого я уже шёл по шестнадцатому этажу бизнес-центра, где располагалась наша контора. Вот и сегодня: Анна ночевала дома, сон сбежал от меня в шесть утра, собрался я быстро — не оставалось ничего, кроме как ехать на работу.
Вчера заказчик обещал прислать логи работы системы и пожелания по её усовершенствованию, но до шести вечера так ничего и не пришло. Поэтому было вполне вероятно, что в почте меня ждал подарочек в виде длинного списка хотелок, который обеспечит нас с Васей работой до конца года. Впрочем, хотелки — меньшее зло, а вот если в логах обнаружатся косяки, то день станет намного менее томным. На последней мысли я припарковал «Патриота» вплотную к раскорячившейся на полтора места «бэхе» — с педагогической целью, а не из природной вредности характера — и пошёл трудиться на благо родной конторы.
На этаже стояла сонная тишина, поэтому весёлый женский смех за дверью нашей комнаты мне вряд ли послышался. «Фигасе», — подумал я и повернул
