на месте и наблюдать.
– Ты пойдёшь? – с ухмылкой спросила Ксения.
Одуванчик задумался: «А почему нет? Меня ничего не останавливает».
Он разделся и вышел на сцену. Облизав грудь Марго, он сам решился на эксперимент. Его облили сиропом.
– Только женщины, – скомандовал он и закрыл глаза.
Ему казалось, что он один, где-то в невесомости, парит над несовершенным миром. Местами языки попадали на чувствительные участки кожи, и становилось щекотно.
– Борис, для вас специальный подарок, – томным голосом произнесла одна из девушек, чем вывела его из оцепенения.
Она потрясла баллон, и взбитые сливки покрыли его лобок, пенис и промежность. Так хорошо ему не было никогда. Волны удовольствия накрывали его, одна за другой. В какой-то момент ему показалось, что он умер. Открыв глаза, он увидел склонившихся над ним женщин.
– Где я? Кто я?
– Живой. Всё нормально. Расслабились, девочки, – громогласно произнесла Наталья. Немного не рассчитали дозу. Всё-таки ты ещё слабо подготовлен, Боря.
– Что случилось?
– Ты вырубился ненадолго. Вся кровь, видимо, прилила у тебя к детородному органу, и ты потерял сознание.
– Мне было так хорошо. Я был в раю.
– Это рукотворный рай, Боренька. Пора возвращаться к жизни. Нам скучно без тебя.
– Я хочу спать. Можно я немножечко посплю?
– Наташ, оставь его, пусть спит. Всё равно от него никакого толка не будет, – презрительно сказала Ксения.
Наталья тяжело вздохнула.
– Развлекаем себя сами, девочки. Форс-мажор, так сказать.
Утром Борис пил кофе в баре ресторана, так и не проснувшись, по его мнению, до конца.
– Иди сюда, дело есть,– услышал он знакомый голос.
– А вы, почему ещё здесь? – одуванчик подсел за столик к Наталье и Ксении.
– Ждали, когда ты выспишься. У нас для тебя задание, дружочек, – начала Наталья, протягивая ему пачку денег. – Вот тебе бабло. Закажешь два гроба. Один стандартный, другой побольше, чтобы я поместилась. Размеры определи сам, ты же архитектор. Гроб, надеюсь, сможешь выбрать. За неделю должен управиться. У меня есть фургон. В следующие выходные покатаешь нас.
– Что, прямо в гробу?
– Прямо в гробу. А что тебя смущает?
Борис чуть не захлебнулся кофе.
– А вдруг я водить не умею?
– Шутишь? Сейчас я кофе захлебнусь. Скинешь мне свои данные, я тебя в страховку внесу. И узнай адрес мастерской, там и встретимся.
– Все-таки вы ненормальные бабы.
Наталья набычилась:
– Ты когда-нибудь задумывался, Борис, кто определяет в этом мире, что нормально, а что нет? Ребёнок рождается на свет и у него нет понятий, что красиво, а что нет; что нормально, а что нет; что хорошо, а что нет. Мы – это всего лишь набор стереотипов и различных жизненных установок. Прежде всего, родительских, потом детсадовских, школьных и так до бесконечности. Ценность семьи велика. Именно она даёт самые главные установки в жизни. Но весь ужас в том, что наши родители, бабушки и дедушки, братья и сёстры – это тоже набор стереотипов. И по сути, они ничего не могут дать нам, кроме своих же видений этого мира. На самом деле, очень трудно понять про себя одну простую вещь: кто я на самом деле и чего я хочу от жизни? Какое моё истинное желание? Так что мы нормальные, Боря. Пожалуйста, называй нас особенными. Мы обычные женщины, просто немного не такие, как все. Усёк?
– Усёк, усёк. Пойду завтра гробы заказывать. Чего не сделаешь ради общего блага.
– Мне нравится твой ответ, – Наталья пустила струю дыма прямо в лицо Бориса.
Ксения не удержалась и решила вставить свои пять копеек:
– Ты думаешь, мы в восторге от своих предпочтений? Меня поначалу так накрячивало, что приходилось лечиться у психиатра. Я очень сильно переживала. Ну не заводит меня обычный секс, понимаешь? Мне, что теперь – монашкой быть? Я не хочу. В какой-то момент забила на всё. Действительно, кто это решил, что можно делать, а что нельзя? Каждый сам должен определять для себя допустимые границы. Так что, Борис, не суди, да не судим будешь. Нельзя только то, что против воли. Насилие ужасно в любом его проявлении.
– Слушайте, вы мне уже целую лекцию прочитали. Я всё понял. Даже спать как-то перехотелось.
– Могу до дома тебя довезти, если хочешь, – Ксения пристально посмотрела на Бориса.
– Конечно, хочу.
Сидя в машине, одуванчик любовался внутренним экстерьером машины, любовно поглаживая панель приборов и обивку сидений.
– Крутая тачка, ничего не скажешь. Даже слов таких нет, чтобы передать свой восторг. Слушай, Ксюх, а ты даже адрес не спросила. Куда везёшь меня?
– Домой к себе, олух. Проспал всю ночь, а мне теперь, что делать? Самоудовлетвориться не смогу.
– Охотно верю. Крайне неудобно плевать в саму себя.
– Какой ты душка, Борис. Оденешь сейчас лаковые ботиночки и вперёд.
– Они мне жмут немного. И вообще, я устал. Домой хочу.
– Боря, ты кайф свой получил?
– Да, ещё какой.
– А расплачиваться собираешься?
Одуванчик сделал глубокий вдох.
– Ладно. Только, если это будет на регулярной основе, ботинки на размер больше купи.
– Окей. А ты девкам не тряпись. Это наши с тобой дела. Понял?
– Не совсем. Наша связь тешит моё самолюбие. Ты красивая, успешная, богатая. Почему мы должны скрываться?
– Потому что другие тоже хотят развлекаться, а эксплуатацию всеми пятью ты не переживёшь. Вернее сказать, надолго тебя не хватит. Пусть прерогатива будет у меня.
– В твоих словах есть рациональное зерно. Пятерых на постоянке мне не потянуть, – одуванчик многозначительно поднял указательный палец. – Помыться бы мне, а то я до сих пор какой-то липкий. У тебя вода то горячая есть или ты в избе деревенской живёшь?
– Ох, Борис, шутки у тебя дурацкие.
Ксения больно ущипнула собеседника за ногу.
– Но-но, без насилия. Сама говорила, что против.
– Бесишь ты меня временами. Упал на сцене, как мешок с дерьмом.
– Ах так, значит. Мешок с дерьмом? Останови машину.
– Борь, ты чего? Остынь.
– Не потерплю неуважительного к себе отношения. Сама же меня соблазнила этим аттракционом. Останови, я выйду.
– Прости, не думала, что это так болезненно для тебя, – удивлению Ксении не было предела. Впредь буду крайне уважительной.
– И дашь мне свой Порше покататься. Наверняка, у тебя не одна машина.
– Ты наглеешь, Борис.
– Как посмотреть. Не хочешь, не надо.
– Хорошо. Ты не оставляешь мне выбора. Только помни, что за всё надо платить.
– Я готов.
Домой Борис вернулся только в воскресенье. Он жил в одной квартире с родителями. Мать, увидев его, заволновалась:
– Боренька, сынок, всё хорошо у тебя? Где ты был столько времени?
– Я отдыхал, мамуль. Не волнуйся.
– По тебе не скажешь. Я форшмак приготовила? Хочешь? Ты же
