Значит, даже замужество нельзя назвать важным решением — а как его назвать? Да никак — так получилось, и все.
Она перетащила истошно воющее чудовище через холл, чтобы пропылесосить комнаты для гостей. Для гостей… бывшие детские. Комната Эббы, Роберта, тесная каморка Кристины. Собственно, каморку эту и комнатой не назовешь — чулан с койкой… а с другой стороны, они никогда и не планировали заводить треть его ребенка. Зачем? И так удалось с двух попыток достичь желаемого результата: по одному ребенку каждого пола. Но как вышло, так вышло. Жизнь вносит свои поправки даже в продуманные с учительской тщательностью планы. Кристина родилась в 1974 году. По совету гинеколога Розмари прекратила принимать противозачаточные таблетки, и хотя жуткий отпуск в Греции с семьей Хряка и не оставил никаких приятных воспоминаний, результатом его стала незапланированная дочь. Сначала Карл-Эрик забыл купить презервативы, потом забыл, что забыл… и так и кончил прямо в нее, не успел вовремя выскочить… Как вышло, так вышло… shit happens[6]и в этом лучшем из миров, так же как и во всех остальных. Боже мой, подумала она, ледяное декабрьское утро… что это меня потянуло на английский? Good knows, holy cow,[7]что-то со мной не так.
Что сейчас за погода? Лучше думать о чем-нибудь нейтральном. Зима в разгаре, а здесь, на западном краю шведской земли, еще не выпало ни одного сантиметра снега. Розмари посмотрела в окно. Дневной свет, похоже, сдался на милость победителя. Воздух напоминал жидкую овсяную кашу.
А как же насчет важных решений? Она так ничего и не могла вспомнить, пока не свернула в рулон ковер в холле, сняла насадку и начала пылесосить плинтусы. Конечно! Конечно же, черт побери!
Его звали Йоран, он носил сандалии на босу ногу. Замещал в первом полугодии куратора по социальным вопросам. Она работала в школе третий год. Кристине было уже пять. Она никак не могла понять, что нужно этому небритому симпатяге от тридцатишестилетней матери троих детей, и, естественно, ответила отказом. И возможно, в этом «нет» и заключалось самое важное в ее жизни решение. Отвергнуть только что разведенного, широкоплечего, так и сочащегося сексуальностью парня… Корпоративный круиз в Финляндию, днем они кое-как повышали свою квалификацию, а вечером любовались морем и сидели в баре. Истинный Столп захворал, кажется, третий раз в жизни (если не считать врожденной пупочной грыжи). Куратор пробыл в ее каюте полночи — то сидел с мрачным видом, то вставал и начинал ходить от стенки к стенке, просил и умолял. Притащил из бара «волчью лапу»[8]— никакого результата. Морошковый ликер — отказ.
Интересно, где он теперь? Она запомнила его средиземноморский загар, смешные кисточки волос на пальцах ног… Был шанс переменить жизнь — и она сама, сама его упустила. А, все равно. Правом доступа к ее теперь уже навсегда высохшему лону обладал один-единственный мужчина… ну и слава богу. Благо что инструмент Карла-Эрика за сорок два года настройки ни разу не требовал. Еще до свадьбы он сделал признание: оказывается, на втором курсе у него было кое-что с девушкой по имени Катарина — это случилось во время празднования дня святой Люсии, но она вовсе не в его вкусе. В самом начале восьмидесятых эта самая Катарина заслужила короткую известность, взяв заложников во время ограбления банка в Сеффле. Это она, сказал тогда Карл-Эрик чуть ли не с гордостью. Кому вообще может прийти в голову мысль грабить банк в Сеффле?
Как бы там ни было, перечень важных решений в ее жизни никак не хотел сдвинуться с одного-единственного пункта.
Хватит причитаний, вдруг решила она. Она созрела для Важного Решения Номер Два. В конце концов, дом записан на них обоих, она это знала. Без ее подписи любая купчая недействительна, так что в среду никакая сделка не состоится. Покупатели, семейная пара по фамилии Синглев, жили в Римминге; она ровным счетом ничего про них не знала, разве что он электрик и у них двое детей.
Задаток… больше ста тысяч крон уплачено за трехкомнатный дом в Испании, деньги эти в любом случае не вернуть. Берег Слабоумных — так, что ли, называют этот рай на земле? Она вздрогнула: ей привиделась рубрика в одной из этих поганых вечерок: «РОДИТЕЛИ ДРОЧИЛЫ РОБЕРТА РЕТИРОВАЛИСЬ НА БЕРЕГ СЛАБОУМНЫХ!»
Насколько же я безвольна, подумала она и включила кофеварку. А откуда ей взяться, воле, если все так бессмысленно? Где взять силы?
Последние дни учительницы ручного труда. А что, название вполне сгодится для книги или пьесы, таких много. Но барахтаться в содержимом этой пьесы вовсе не весело.
Что это я расхныкалась? — запротестовал какой-то отдел ее мозга, настроенный на более оптимистический лад. Может быть, это был небольшой инсульт? Утром? Говорят, так бывает: человек ничего не чувствует, просто слегка не по себе, а у него, оказывается, инсульт… Жаль, не курю, хорошо бы сейчас затянуться…
Да что это со мной? — подумала Розмари Вундерлих Германссон. Десять утра… По-прежнему больше полусуток до спасительного сна, а завтра приедут дети и внуки, как… Как кто? Как солдаты, принудительно мобилизованные на отмененную войну?
Жизнь, жизнь… у тебя вообще-то бывают приливы? Или только непрерывный, тягучий, медленный отлив?
Глава 2
Кристофер Грундт лежал в постели и думал о странных вещах.
Ему, например, очень хотелось перепрыгнуть через ближайшие четыре дня.
Может быть, для остальных людей ничего странного в таком желании нет, откуда ему знать, но сам-то он столкнулся с этим впервые. Четырнадцать лет… может быть, он становится взрослым?
Это просто невыносимо.
Нет, конечно, и раньше такое бывало. Контрольная по математике. Урок физкультуры в бассейне. Оказаться с глазу на глаз с Оскаром Соммерлатом и Кенни Лютеном из девятого «В».
И хуже всего — взгляд матери. Она смотрела ему прямо в душу и сразу видела, что он за тип.
Хенрик — другое дело, а с Кристофером явно что-то не заладилось. Гены те же, родители те же, обстоятельства те же… нет, ни генетика, ни среда здесь ни при чем. Разница в одной маленькой детали — в нем самом. Дело исключительно в Кристофере Тобиасе Грундте и его бесхребетности. В том душевном уголке, где у других людей скрывался характер, у него было пусто.
Так оно и есть, надо смотреть правде в глаза.
Но перескочить через четыре дня? Совершить прыжок во времени? Сократить собственную жизнь на девяносто шесть часов? Что за дикая идея…
Полдесятого утра. Воскресенье. Если бы завтра был четверг, это уже было бы двадцать второе, два дня до Рождества. Если я доживу до этого дня, пообещал он себе, обязательно прочту благодарственную молитву. Спасибо, Господи. Время все-таки идет. Не стоит на месте.
