мне, ни га-га.
Друг мой милый, я устареваю:
то не жру дня по два, то грущу,
продираю дзенки и не знаю,
пулю в лоб пущу иль не пущу.
Впрочем, наебну чуток полония,
завалюсь в канаву на боку,
посвящая данную агонию
не «Реалу», блядь, а «Спартаку».
Экспромты
«Кардиограммою сосулек…»
Кардиограммою сосулек
отмечен обморочный день…
капелью капельниц… А хули?
Схимичу в Небе бюллетень,
ирландского шарахну виски,
колбаски докторской умну,
прощенья попрошу у близких
и похиляю на Луну.
В дороге погрызу орешки
и перещелкаю грешки,
они в порочной черепушке
уже пустили корешки.
А на Луне все та же скука —
намек на скорбность бытия,
гнусит бессмысленности сука,
тощища от ее вытья,
но запою, и от романса
вмиг просветлеет голова,
вот как мила идея пьянства…
Метель не замела слова,
в душе растаяли сугробы,
от светлых грез похмелья нет.
Вернусь-ка я на крышке гроба
к любезнейшей из всех планет!
«У нас в саду – озерца талых вод…»
Ларе и Роману Каплан
У нас в саду – озерца талых вод.
Теплеет ветерок, добреет небосвод,
от аппетита очумев, вороны
всё мечут: рис и даже макароны,
а я, увы, как прежде, меланхолю,
но никогда не проклинаю долю,
что ниспослали в жизни Небеса, —
так лошади любезен тюк овса,
а птичке-крохе – зернышко. Короче,
благослови, Господь, и дни мои, и ночи,
друзьям сообщи уют существованья,
отчасти утоли их упованья
на некий смысл быстротечных лет —
хотя бы напослед… хотя бы напослед…
«Знай: пока еще не врезал дуба…»
М. Барышникову
Знай: пока еще не врезал дуба,
важно просто жить – не горевать,
размыкая для улыбки губы,
те, что так любили целовать;
чтить подругу, пировать с друзьями
и, пропив второй – для глаз – пятак,
со смиреньем взвить над койкой знамя —
горестной простынки белый флаг.
Сдался – ни стихий вселенских пения,
ни наук, ни света и ни тьмы,
тишина, отсутствие движения,
нет ни «я», ни «ты», ни «мы»…
Сферы милой музыки безмолвны…
Запашки «Арагви»… Может, пьян?..
Если ж трезв – тогда в созвездьи Овна
жарится на вертеле баран.
2015
Записка Ире – соседке по парте – на уроке старости
Не кенарь, не соловушка, не зяблик —
откукарекал зори петушок.
М-да-с… шпоры генеральские ослабли,
посеребрен – бывает! – гребешок.
Я рад – ко мне не прикоснулись
снежинки колкие небытия.
Друзья уснули, чё-то не проснулись,
прости, подруга, не проснусь и я.
Зато в иных пределах вспыхнет встреча
Души с Душой – ликуют не скорбя!
И больше мне тебя утешить нечем,
как, впрочем, моя радость, и себя.
18.04.2018
Пятак бедности моей
Кроме драгоценного, родного,
я, увы, не знаю языков.
Не́ жил… пожил, ну и был таков…
– Положи ты мне на веки слепки Слова —
пару царских медных пятаков.
– В заначке у тебя всего один пятак.
– Ангел мой, пили его… вот так!..
А теперь, как говорил Басё, – ВСЁ!
Когда б поэт великий и мудрец
знал русский, то воскликнул бы: ПИЗДЕЦ!
12.10.2018
Сельский почтальон
Шуре Ширвиндту
Зачерпну-ка водицы колодезной
заржавелым прабабки ведром,
вознесусь над похмелкой бессовестной,
труд зовет. С мотоциклом – втроем.
Третий член «экипажа» – коляска.
Мотоцикл от нее без ума:
передок! кузовок! антитряска!
колесо! как у лодки корма!
Мчится тройка, спешит почтовая,
руль держу, как быка за рога,
то на горку лесную взлетаем,
не бздюмо! – то ныряем в снега.
И вдову невзначай вспоминаю:
ой, сладка, как березовый сок!..
Сперва двери приладил к сараю,
ну потом полюбились с часок…
Ах ты, сумка моя почтальонная!
В ней под праздничек писем полно:
алименты законнорожденному;
сикопрыгам не светит в Кино;
сообщения вóенкомата:
муж – без вести… сынишка – в бою…
Всё утраты, утраты, утраты —
мать твою, мать твою, мать твою-ю-ю!!!
Похоронки, коль просят, читаю,
но деревне не в масть и не в толк:
что за буква казенная, злая,
про какой-то чужой интердолг?!
И поминки, поминки, поминки…
Ну за что нам Афганска напасть?!
Мамки плачут, отцы, Зойки, Нинки,
проклиная застойную власть.
Просто вою, как волк, а метелица,
выражаясь конкретней – пурга,
седовласой сучарою стелется,
превращая сугробы в снега.
Доебало сплошнейшее крошево,
мотоцикл – ни туды ни сюды.
Обращаюсь к пурге по-хорошему:
не замай, пропадлина, следы.
Вот погодушка – шла б она в жопу!
Бесполезна с природой борьба.
Тут у нас – не асфальты Европы,
а печальна деревни судьба.
Посещу-ка хатенку я вдовью,
из сельпо притараню бутыль.
Ублажать надо женщин любовью,
чтоб забылася горькая быль.
И забрались мы с нею на печку…
Поутрянке готов чугунок,
там картошка, грибки, вострый перчик
и грудинки говяжьей кусок.
Блядство – грех. Скукота – одиночество.
Раз уж так – совершенно женюсь!
Зойка – прелесть, Андреевна – отчество.
