Ничего — плаванье нам предстоит долгое, и я успею освоить речевые обороты, архаизмы, и по возвращении в Петербург буду готов блистать на балах. За это же время я «верну» хотя бы часть знаний оригинального Георгия — это поможет мне понять, кто здесь есть кто, и с кем лучше дружить, кого остерегаться, а кому не стесняться тыкать сапогом в грязное безродное рыло.
Велев мне отдыхать, Николай решил снова навестить часовню, а доктор настоял на том, чтобы я выпил ложечку вонючей настойки из бутылька с этикеткой «Лауданум». Опиумная гадость подействовала быстро, и, проваливаясь в сон, я внезапно ощутил умиротворение и правильность своего положения.
Если Высшие силы отправили меня сюда, значит сочли достойным. Пришло время сыграть мою главную роль!
Глава 2
Опершись на леера, мы с Николаем стояли на палубе «Памяти Азова» под теплым ветром, любуясь водной гладью и бегущими по синему небу облаками. За нашими спинами персонал корабля добросовестно нес свои обязанности, а мы, как и положено царским детям, прохлаждались.
Броненосный крейсер первого ранга «Память Азова» являл собой прекрасный образчик стыка технологий: обладая нормальным двигателем, корабль для экономии топлива и ресурса может ходить и под парусом. До моего «выздоровления» команде приказано говорить со мной только если я попрошу их об этом сам: утрату Георгием флотских знаний — а он ведь с детства в моряки метил — объяснить будет сложно. Секретность нешуточная — знают только Николай, лейб-Медик с двумя своими фельдшерами — они его при моем первом пробуждении и сопровождали, греческий принц Георг I и глава нашего путешествия — генерал-майор свиты князь Барятинский.
Я о кораблях знаю только самые общие вещи. «Леера», например. Или «корма». Или «кок» — корабельный повар. А здесь ведь каждая веревочка и каждая деталь механизмов имеет свое название. Придется брать уроки у моряков — флотом в эти времена, когда впереди маячат годы и десятилетия войн, пренебрегать нельзя. Да ничем пренебрегать нельзя, и за три прошедших с моего пробуждения дня я успел познакомиться с важными спутниками, немного изучить их характеры, улучшить речь и понять ожидаемую, но все равно поразительную вещь: Николаю править Империей неинтересно до зубовного скрежета.
Все мои попытки направить разговоры в области политики, экономики и прочие приличествующие (по моему мнению) монаршим детям темы были пресечены в зародыше. Вместо этого Николай обильно грузил меня семейными воспоминаниями, курьезными случаями и регулярными молитвами в корабельной часовне. Последнее крайне полезно — мне придется посещать кучу служб, благо основные молитвы я запомнил еще до первой смерти: в сериале мы с Николаем регулярно молимся, и одна из сцен использовалась для кастинга.
— Расскажи еще, дорогой Жоржи, — попросил цесаревич.
— Русский купец продал индусам футляр от гитары, убедив их, что это — намордник для слоненка.
Немудреная шутейка вызвала у Николая громогласный хохот. Целый день так — скучным разговорам, от которых зависят судьбы десятков, а порой и сотен миллионов людей, цесаревич предпочитает старую добрую ржаку.
— Ох, Жоржи, твои остроты и раньше приводили всех в восторг, но теперь… — он вытер выступившую слезинку, достал блокнот и записал в него шутку.
Почти все записывает и складывает в специальную «шкатулку с курьезами».
— Графиня N, дама пышных форм, съездила в Индию и осталась довольна, потому что индусы приняли ее за священное животное.
Николай зашелся в очередном приступе смеха.
Высокородный братец чувствует себя виноватым — Георгия в плаванье отправили поправить здоровье — он покашливал и страдал от «лёгочных хрипов». Туберкулеза, или как сейчас говорят — чахотки, ему не ставили: то ли развиться не успел, то ли не догадались. Теперь, понятное дело, чахоточным этому крепкому, подтянутому и вполне удобному телу не быть никогда. Сам принц на судне числится мичманом, но теперь, когда квалификация утрачена, мне выдали больничный до конца поездки. Причиной обострения болезни изначального Георгия стали две вещи: нежелание бывшего хозяина себя беречь и непоседливость Николая — одно наложилось на другое и вылилось в шутливую борьбу, итогом которой стало падение Георгия грудью на лестницу. После падения принц слег в лихорадку, и его должны были вернуть домой.
Сейчас мое здоровье приводит врачей в восторг, а лейб-медик Владимир Ясонович Алышевский мыслями находится в Петербурге, получает из рук Александра III материальные и нематериальные награды за мое «лечение». Последнее заключалось в основном в обивании всех углов набитыми ватой тряпками.
Когда приплывем домой, поищу ученых и попрошу их сделать поролон.
Неведомые силы на мое машинально ляпнутое «здоровье» отгрузили его полной ложкой. Полагаю, я даже простудиться теперь не смогу, и это — очень хорошо, с нынешним-то уровнем медицины.
За спиной послышались шаги, и мы обернулись к одетому в костюм толстому мужику с седой бородой. Дмитрий Егорович Шевич, сотрудник дипломатического корпуса, дворянин и внук председателя Комитета министров. Действующий посол в Японии, до которой очень далеко, и я не знаю, чем объяснить его присутствие на корабле — по идее он должен встречать нас в Нагасаки, Илюха много про этого человека рассказывал. В основном — негативное, но не будем забегать вперед: голоса из «небытия» говорили о «веере миров», и мой нынешний мир, несмотря на схожесть, может в деталях отличаться от моего.
— Ваше Императорское Высочество, нам нужно обсудить наше пребывание в Бомбее, — с поклоном заявил посол Николаю.
— Дмитрий Егорович, мы это уже обсуждали, — отмахнулся цесаревич. — Мой дорогой брат болен, и для меня это важнее какой-то английской колонии.
Такой вот он, братец Никки. Дворяне на балах поди принимают такое поведение за демонстрацию силы: как он этих индусов!
— Прошу меня извинить, Ваше Высочество, — еще раз поклонился Шевич. — Вы совершенно правы — здоровье Его Высочества для нас гораздо важнее.
И дипломат, к очевидному облегчению Николая, оставил нас в покое. Понять Дмитрия Егоровича легко — «прогибать» наследника престола себе дороже, и редкий отечественный чиновник может себе это позволить. Понять Никки сложнее — он, как, впрочем, и почти все нас окружающие шишки, к Азии относится с умиляющим пренебрежением. Российская Империя — один из основных геополитических акторов планеты, обладает могучей армией, приличным флотом, сказочной (по этим временам, так-то работы в этом направлении непочатый край) экономической мощью, а главное — считается старинной, уважаемой европейской монархией. Тысячелетний юбилей русской государственности в 1862 году отметили.
Азия этих времен представляет собой жалкое зрелище: либо колонии — в этом случае как минимум в крупных городах относительно
