Книга Тесселис - Антон Чернов

всё из-за этого сволочного магера-экспериментатора! Может, рассказать? Ага, а мне вопрос: “а почему в полицию не обратился?” Вас боялся… в общем — лучше не говорить. А то совсем выйдет бредовая картина, да и не поверят. А если проверят — так и в Бедлам загреметь можно. В этих, “профилохических” целях…

Вёл меня полисмен по улице, ну я хоть себя преступником не чувствовал. А вообще — чуть не плакал… За что мне всё это?! Ведь ничего плохого не делал, может, и виноват, но… Ладно. Хватит ныть — может, и не так страшно всё, как кажется.

— Сегодня из Приюта? — вдруг спросил полисмен.

— Да.

— Да уж, парень… Пришли.

И мы и вправду пришли: в этом же небольшом, но очень торжественном здании, с широкими белоснежными ступенями и белыми колоннами я видел огра, чиновника Департамента Образования. Только в этот раз по лестнице я не поднимался, а полисмен повёл меня в обход здания. Где мы прошли через незаметную дверь, прошли по пустому коридору и оказались в небольшом зальчике. Или просторной большой комнате — это как посмотреть.

В ней было всего двое: пожилой, полный человек, со значительным выражением на лице. И молодая цверга в строгом платье. Совсем маленькая, но очень широкая такая, волосы, похожие на проволоку — в строгом пучке. И окуляры очков на носу — ну такое, не смешное, но забавное зрелище. Я бы даже улыбнулся, особенно тому какая она серьёзная. Но мне как-то было не до улыбок.

— Ваша честь Смитсон, — обратился полисмен к пожилому, как оказалось — судье.

— Здравствуй, Джонс, — кивнул судья в ответ. — А?.. — не словами, а мимикой и звуком обозначил он вопрос, окинув нашу парочку взглядом.

Цверга уставила на нас строгий взгляд поверх очков — вот просто учительница Приюта, хотя у нас их всего две было. Тяжело нас было учить, в основном — учителя и мастера.

— Происшествие… на проезжей части. Запрос от мастерской должен быть вот-вот, если не пришёл, — ответил полисмен.

— А почему не через… — кинул взгляд судья за спину.

— Не сопротивлялся, признал вину…

— А она была? — прищурился судья.

— Была, сам наблюдал.

— Понятно. И ты решил не тащить парня в камеру, а испортить мне послеобеденный отдых, — усмехнулся судья.

— Виноват, Ваша Честь…

— Ладно, Джонс, не столь велика вина. А… — на секунду уставился судья на меня, явно определяя “форму обращения”, ну насколько я понял почти незаметную заминку. — Ты что скажешь, парень?

— Ваша Честь я… не специально, — выдал я, сам понимая как жалко звучат мои слова. — Я… виноват. И готов отработать, наверное… — запинался я, стараясь не зашмыгать носом.

Ну и обидно, и как совсем детё… и ещё разрыдаться не хватало! В общем пусть сами решают, и отработаю я этой сидхе! Она, всё-таки, меня давить не стала, можно сказать, жизнь спасла.

— Не специально, — хмыкнул судья. — Ладно, разберёмся. Документ?

— Только аттестат Департамента…

— Передай секретарю Клорджжсс, для ознакомления судом, — сообщил судья.

И выговорил цвергское имя прям как они — лязгающе, металлически. У них все имена такие: или как металл лязгают, или как камень гремят. Или как огонь шуршат, но это редко — вроде как раз магеры цвергов, из родов с такимим, “пылающе-шуршащими” именами.

Цверга ко мне подошла, взяла аттестат и, важно шествуя, передала его судье. Тот документ принял и дополнил, обратившись к ней:

— И посмотри, будь любезна, запросы-счета по нашему, — смерил он меня насмешливым взглядом, — преступнику.

Вот совсем не смешно, вообще-то! Грустно скорее, но не орать же об этом.

— Как прикажете, Ваша Честь, — чопорно ответила цверга, направившись к столику в уголке, с эфирным телеграфом и приёмником пневмопочты. — Есть запрос, ваша честь! От мистресс Бран Доумен, на имя гражданина Фиктора Хуманума, после выставления счёта мастерской “почтеннго Грлдррашдза”.

— Есть — так неси, — пожал плечами судья, рассматривая мой аттестат и бросив на меня взгляд.

Цверга какую-то бумажку до судьи донесла, а я понял, что до магера мне расти и расти, если получится. Потому что к бумажке я испытывал искреннюю ненависть, и если бы во мне была хоть кроха мистической силы — это бумажка превратилась бы в пепел. А бумажка исправно доставилась цвергой до судьи в целости. Тот на неё взглянул, задрал брови и аж присвистнул.

— Да уж, — выдал он после посвистывания. — И что с тобой делать прикажешь, парень?

— А вы меня послушаете, ваше честь? — осторожно уточнил я.

Понятно, что фигура речи, но в какой-то совершенно не прекращающейся, дурацко-мистической ситуации, с магерами-экспериментаторами, кусками непонятной памяти, не убившими, но судя по поведению судьи — губящими меня сидхами… В общем — теплилась надежда на чудо.

— Нет, — усмехнулся судья, растоптав эту надежду. — Но что с тобой делать — ума не приложу. Ты должен пять с лишним сотен ауресов, подданный Фиктор Хуманум, — даже с сочувствием озвучил он.

А я даже заорать “сколько?!!” не смог. Мне реально стало ОЧЕНЬ плохо, аж в глазах потемнело. Аренда моей комнатушки на несколько лет — сорок ауресов. У меня, на месяц жизни — полтора, и это довольно щедро… Пять сотен золотых это… да просто слов нет, мыслей, только в спасительный обморок и хочется упасть, в смысле проснуться от кошмара, в котором я оказался!

— Держись, парень, — ухватил меня за плечо полисмен, не дав сбежать в спасительный обморок.

И я скорее разозлился на него за это. Потому что — ну вот вообще непонятно, что делать. Таких огромных деньжищ у меня нет и не предвидится, в обозримом времени уж точно. Ценность я представляю разве что сам по себе, да и то — механик-недоучка. Разве что в должники и в бордель, где извращенцы, о которых чуть ли не в один голос рассказывали, пугая отстающих, преподаватели, пользуют тех, кто помоложе.

— Ладно, подумаем, — протянул судья Смитсон, посмотрев на меня если не с сочувствием, то хоть не злобно. — В долговую контрактную службу тебя… — протянул он, от чего у меня закаменела задница, опасаясь предстоящей незавидной судьбы, а сердце забухало в ушах, — я отправлять не хочу. Это — справедливо, это — закон! — важно воздел он палец. — Однако, ты признал вину. Не оказывал сопротивления. Вежлив и добронравен, недавно выпустился из уважаемого Приюта Камулодуна, — скорее убеждая себя, чем меня вещал судья. — Когда, кстати?

— Сегодня… Сегодня, Ваша Честь, — поправился я, стараясь не разрыдаться — ну вот совсем же плохо всё!

— Да уж… Ладно, есть у