только то, что ты мне отвечаешь. Правда, почти наверняка пойму, если захочешь соврать. Но не более того. Так как зовут деток?»
– Мальчик – Андрей, – сообщил Светлов. – А девочка… Девочка – Диляра, – почему-то смутился он.
«Андрей – это в честь капитана «Ковчега»?» – по поводу Диляры вопросов как-то не возникло.
– Вообще-то, моего дедушку так звали!.. Но да, и в честь капитана тоже.
«Чудесные детки», – повторила «Диля».
– Спасибо, – поблагодарил на этот раз Олег. – Но мы отвлеклись. Так что там с твоим вторым рождением?
«Сейчас попробую объяснить… Видишь ли, в каждом из стоящих на одной из ступеней кастовой лестницы, а равно у низвергнутых с нее трутней, сохраняется малая толика существа, которым он являлся до принятия токсина. В докастовой жизни. С каждым новым окукливанием этого докастового остается все меньше и меньше, но полностью его лишен только Неназываемый. Даже у Приближенных есть этот… атавизм. И если кто-то умирает, отдав жизненные силы – по приказу ли, добровольно ли, не суть – это докастовое в нем еще какое-то время живет. Недолго, иногда минуты, чаще – мгновения. Наверное, правильно даже будет назвать это не жизнью, а клинической смертью. За которой почти неизбежно следует смерть биологическая. Но не для моего вида. Видишь ли, он не относится к царству животных…»
– Ну да, ты же у нас теперь дерево… Разумные растения?! – скептически прищурился Светлов.
«Кора же сто раз объясняла на «Ковчеге»: ваше человеческое понятие «разума» – это всего лишь фикция, придуманная для того, чтобы скрыть собственное вопиющее непонимание устройства Вселенной. В любом случае, растения слишком неподходящий материал для кастовой лестницы. По крайней мере, известные нам растения. Что же касается моего вида, то наиболее близким по значению знакомым тебе термином будет «грибы». Не растения и не животные. Но и не промежуточная форма – особое биологическое царство. Так понятно?»
– Ну… В целом, да, – неуверенно протянул Олег.
«Когда жизненные силы оставили меня, перейдя к Дарье, последняя их искра, последняя капля нашла воплощение в грибной споре. Знаешь же, что такое споры?»
– Что-то вроде семян, только у грибов…
«В целом верно. Спора – это еще (или, в мом случае – уже) не жизнь – только зачаток жизни. Она способна ждать своего часа почти вечно – хотя, по-своему, весьма уязвима. Хорошо, что тебе не пришло в голову сжечь тело трутня – в этом случае спора бы погибла. Напротив, зарыть труп в землю – великолепное решение. Разве что, не стоило делать это так глубоко».
– То есть, твоя спора попала в землю и проросла… – больше для себя, нежели даже для собеседницы, проговорил Светлов. Что-то у него все равно не сходилось. – Ну и дела!.. А почему тогда только через год? – понял он наконец, в чем загвоздка.
«Говорю же: слишком глубоко зарыл! Земля здесь сухая и плотная, банально не хватало влаги. Плохо ж ты цветочки на моей могилке поливал!.. Шучу, не помогло бы. А потом, когда наконец прошли дожди, мне сперва пришлось отращивать грибницу. Там, под землей. На это полгода и ушло. Эх, знал бы ты, как это скучно – жить грибницей! Тоска смертная! Как только смогла – так сразу и вылезла на поверхность. Так, конечно, тоже не то, что бывалоча, когда ножками могла ходить – но хоть что-то…»
– То есть, полгода ты жила под землей? – уточнил Олег, все еще пытаясь разложить информацию в голове «по полочкам».
«Ну да. Грибница должна была окрепнуть. Брось я сразу все силы на поверхность, как следует не развившись – сожрали бы».
– Кто сожрал бы? – не понял Светлов.
«Да мало ли охотников могло найтись? Один злой лес чего стоит!»
– Ну, тут тебе бояться нечего: бродячий лес не подходит к базе ближе, чем на десять метров, – усмехнулся Олег.
«Это он сверху не подходит. А там, под землей, у него разветвленная сеть нервных волокон, кстати, довольно недружелюбных и нетерпимых к конкуренции. Он же тоже, по сути гриб, этот злой лес».
– Получается, он твой родственник? – хмыкнул Светлов.
«Не более, чем земляные черви и мокрицы – твои братья и сестры… Впрочем, как говорится, нет худа без добра! Противостояние со злым лесом было не таким уж и плохим развлечением – за неимением лучшего. И я этого братца таки укротила! Теперь при желании даже могу управлять, как пастух стадом».
– Серьезно? – встрепенулся Олег. – Вот это здорово! А сможешь сделать так, чтобы он к Тиньши больше не приближался? А то нам делянку нужно реанимировать…
«А что мне за это будет?»
– Начинается…
«Да шучу я, снова шучу! Мне и самой такое соседство не в радость: как начнет по ночам земля трястись – так хоть на топор бросайся! Неприятное ощущение – ну, как если тебе по зубам напильником водить!»
Светлов невольно передернулся.
«Кстати, я думала, ты о другом попросишь», – продолжила между тем «Диля».
– О чем?
«Вездеход вытащить».
– А, ну да… А ты можешь?
«Злой лес закопал, злой лес и откопает. Под моим чутким руководством, разумеется».
– Но если тебе настолько плохо, когда он рядом…
«Потерплю. Не бескорыстно, конечно».
– А… что ты хочешь?
«Пока ничего. Но вдруг когда-нибудь что-то понадобится? Мало ли, что может быть нужно бедному грибочку? А за тобой очень кстати окажется должок…»
– Похоже на дешевую разводку, – полувсерьез-полушутя заметил Олег.
«Ну, ты же меня знаешь!»
– То-то и оно!
«Вот сейчас обидно было».
С минуту «разговор» не возобновлялся. «Диля», должно быть, демонстрировала так свое недовольство, что же до Светлова, то ему просто было о чем поразмыслить.
– Але, ты еще здесь? – спросил он наконец.
«Куда же я денусь? – незамедлительно откликнулась «собеседница» – значит, не так уж и сильно обиделась. – Повернуться и уйти в закат – ног у меня теперь нет!»
– Ладно, не дуйся, – проговорил Олег, почесывая начавшую затекать ногу. – Лучше скажи…
«Не делай этого!» – потребовала внезапно «Диля».
– Чего не делать? – не понял Светлов.
«Не пережимай канал! Кроме всего прочего, это больно!»
– Какой еще канал? Кому больно?
«Мне больно, кому же еще!»
– Так что за канал-то? – понемногу начиная сердиться, спросил Олег и снова потянулся к немеющей щиколотке.
«Да вот этот самый! Для того, чтобы говорить с
