туннелях коллайдера. И даже если я ухитрюсь что-то испортить, это почти не повлияет на эксперимент: все результаты уже были получены и зарегистрированы, теперь Делахэй лишь использовал выделенное ему время для парочки последних «выстрелов».
Профессор одарил меня напоследок предостерегающим взглядом и вернулся к небольшой группе, ждущей его на другом конце помещения. Здесь не происходило ничего, сотрясающего основы мира: коллайдер был новенький, с иголочки, в офисах еще пахло свежей краской. Делахэй лишь тестировал оборудование в режиме прогрева и калибровал приборы — эквивалент обкатки новой машины в физике высоких энергий. Я работал здесь два месяца, собирая материал о новом коллайдере для журнала «Тайм». На мой взгляд, статься получалась интересной и информативной. Но худшим во всей этой гребаной науке стало то, что из-за нее в моей жизни появился Ларри.
Подошел Энди Чен, мы пожали друг другу руки.
— Прикольно было, когда ты к нам приходил, — сказал он.
— Это точно, — согласился я.
— Нет, я серьезно. Ты жутко выводил старикашку Делахэя из себя. Одно удовольствие было посмотреть. Спасибо.
Я улыбнулся, хотя был еще злее профессора.
— Не за что. А у тебя какие теперь планы? Вернешься в MIT?[1]
Он покачал головой.
— Предложили работу в JPL[2].
— Так это отлично! Поздравляю.
— Ну, посмотрим. Это не чистая наука, но я хотя бы окажусь подальше от этого нелепого старого пердуна. — Он взглянул на профессора, который потчевал студентов какой-то байкой. Энди фыркнул: — Британцы. Что с них взять? — Он перевел взгляд на дверь, возле которой началась какая-то суматоха. — Ну вот, теперь можно начинать вечеринку.
Я посмотрел на дверь и увидел львиную голову Ларри Дэя, возвышающуюся над остальными. Сердце забилось чаще.
— Энди, мне надо по-быстрому переговорить с Ларри. — Мы пожали руки, и я стал протискиваться через толпу. — Отличная новость насчет JPL, приятель. Я серьезно.
Ларри снова был пьян. Это стало очевидно еще до того, как я приблизился. Он был облачен в шорты-бермуды и куртку с «пустынным» камуфляжем. В одной руке он стискивал потрепанную пачку бумаг, а другой держал полдюжины пива в термопленке. Шевелюра у него выглядела так, словно его несколько раз протащили туда и обратно по живой изгороди, а глаза прятались за черными зеркальными очками со стеклами размером с серебряный доллар.
— Ларри, — окликнул я, добравшись до него.
Зеркальные линзы повернулись ко мне.
— О, Алекс. Привет, чувак.
Его окутывала мощная аура виски и кубинских сигар. Он улыбнулся, продемонстрировав желтые неровные зубы.
Журнал «Роллинг стоун» назвал Ларри «зловещим близнецом Стивена Хокинга». Один из самых блестящих физиков своего поколения, уже в двадцать четыре года ставший легендой. Конечно, к тому времени его вышвырнули из Гарварда за инцидент, в который были вовлечены самодельная электромагнитная пушка, замороженная курица и винтажный «ТрансАм» его научного руководителя, но это была лишь часть его загадочного обаяния. Почти все университеты Земли мгновенно предложили ему должность. Его докторская диссертация называлась «Почему все лептоны похожи на Джои Рамоне, но пахнут как Леди Гага», и все согласились, что станет перебором, если она все же принесет ему Нобелевскую премию. Достаточно плохо уже то, что она вошла в шорт-лист. Его аспирантское исследование было смесью прозаичного и безумно экзотичного, он тщательно выбирал себе путь через некоторые экзотические и далекие области квантовой механики и нанотехнологий, выдвинул новую теорию эволюции звезд и опубликовал статью, в которой не только бросил вызов теории Большого Взрыва, но и выставил ее весьма тупой и примитивной. Ларри Дэй. Блестящий физик. Блестящий пьяница. Блестящий серийный бабский соблазнитель. Мы с ним побывали во всех барах Сиу Кроссинга, и из большинства нас вышвырнули.
— Я вчера вечером разговаривал с Элли, — негромко сказал я.
— Замечательно, — ухмыльнулся он, глядя на меня сверху вниз.
Я скрежетнул зубами.
— Она мне все рассказала.
Позади меня Делахэй что-то плел о том, какая здесь сегодня праздничная атмосфера, но я не обращал на него внимания. Я видел лишь рот Ларри и его губы, когда он произнес:
— A-а. Ладно.
— И это все, что ты можешь сказать? — прошипел я. — A-а. Ладно?
Он пожал плечами, несколько листов бумаги выскользнули из его руки и упали на пол.
— А что я могу сказать, чувак? «Извини»?
Делахэй что-то громко отсчитывал, но я слышал его словно издалека. Я бросился на Ларри, схватил его за ворот камуфляжной куртки, толкнул его на два шага вперед и прижал к стене.
— …Три… два… — произнес Делахэй.
— Долбаный ублюдок! — завопил я Ларри в лицо.
— …Один! — воскликнул Делахэй, и мир наполнила неожиданная вспышка чего-то, что не было ослепительно белым светом.
* * *
К тому времени когда Фенвик с полковником вернулись, армейский внедорожник был уже загружен. После этого я велел морпехам уйти и сделал все сам. С годами я заметил, что морпехи проявляют некое презрение к тем, кто не является одним из них. Я был гражданский специалист. Для большинства из них это эвфемизм ЦРУ, то есть прямое приглашение волынить и попытаться вывести меня из себя, но я не собирался играть в эту игру.
— Как позавтракали, генерал? — спросил я, когда подошли Фенвик и Кеттеринг.
Фенвик взглянул на полковника.
— Полагаю, я смогу включить в отчет, что этот лагерь не лишен земных благ, мистер Долан, — ответил он, и Кеттеринг облегченно улыбнулся.
Я взглянул на часы.
— Нам действительно пора начинать, генерал, — сказал я. — Мне бы хотелось уехать отсюда до темноты.
— И мне тоже, — фыркнул Фенвик и повернулся к Кеттерингу. — Ньют, если окажетесь в Форт-Брэгге, я закачу для вас такую вечеринку с барбекю, что у вас голова кругом пойдет.
Кеттеринг ухмыльнулся.
— Сэр. Да, сэр.
Они пожали руки, и Кеттеринг встал по стойке смирно, пока мы с Фенвиком садились в машину. Я сел за руль.
— Надеюсь, ты не допустил нарушения протоколов секретности, капрал?
Фенвик улыбнулся и постучал по звездам на погонах.
— Генерал.
Я включил передачу.
— Да пошел ты в задницу, Фенвик. Ты такой же генерал, как и я.
Я выехал из ворот лагеря и поехал к Зоне.
* * *
Там было место, которое не было местом. Одновременно слишком маленькое и слишком большое, оно было то ли темным, то ли освещенным чем-то, что не было светом, но возникало на краю зрения подобно гипнотическому кошмару. Тут имелись верх и низ. А может, низ и верх. Я вопил и вопил, и издаваемые мною звуки не были звуками. Я был… Я был…
У меня ушло много времени, чтобы сориентироваться. Или же мне это так и не удалось, и все
