но как можно строже. Как только я отойду от окна, она побежит за помощью. А это просто неприемлемо.
Элли поднимает руки, сдаваясь, и это движение еще немного приподнимает ее и без того короткое черное коктейльное платье, обнажая верхнюю часть бедер. Я на секунду задерживаюсь на них взглядом, гадая, какова она на вкус. Я просто хочу раздвинуть их пошире и проникнуть своим языком так глубоко внутрь нее, чтобы она кричала мне остановиться.
Шмыгнув носом, она продолжает, привлекая мое внимание.
— Я не буду…
Я приставляю к ее груди пистолет, и из нее вырываются рыдания, от которых сотрясаются ее плечи. У Элли подгибаются колени, и она, как хорошая девочка, падает на белый ковер, ложась на живот.
Сняв рюкзак, я расстегиваю молнию и беру то, что мне нужно. Затем сажусь на ее бедра, убирая пистолет в заднюю часть джинсов. Заведя ее руки за спину, я фиксирую их застежкой-молнией, от чего Элли снова всхлипывает.
Я стою и смотрю на нее, лежащую там, связанную и готовую к использованию. Блядь, сколько раз я представлял себе это? Как будто Лорды одновременно вознаграждают меня и мучают.
В знак нашей верности мы не можем ни с кем трахаться в течение первых трех лет после посвящения. Только в выпускном классе. Я только второкурсник. Но прямо здесь, прямо сейчас, я чувствую, что это возможность, которую я не могу упустить. Посмотрев на часы, я вижу, что до окончания моего времени осталось восемь минут. Технически, работа выполнена, так что я уже прошел это посвящение.
— Раздвинь ноги. Подними задницу, — приказываю я.
Зарывшись лицом в ковер, она делает то, что ей говорят. Элли понимает, что у нее нет рычагов воздействия. Если она хочет выйти из этой комнаты живой, то даст мне то, что я хочу.
Очень медленно она раздвигает колени и поднимает задницу, от чего подол ее платья скользит вверх. Я присаживаюсь между ее ног, рассматривая мокрое пятно на ее стрингах телесного цвета.
— Что возбудило тебя больше всего? Твой папа, лежащий на полу мертвым? Или мой пистолет, вдавленный тебе в бок?
Элли вскрикивает, поняв, что ее спалили. Сучку это заводит. Я знал, что она такая. Адреналин опасности некоторых очень возбуждает.
Схватив ее за волосы, я рывком поднимаю ее на ноги и толкаю к одному из угловых столбиков ее огромной кровати. Я начинаю снимать ремень.
— Пожалуйста! — всхлипывает она, пытаясь убежать от меня, но я удерживаю ее на месте своим телом.
Я выдергиваю кожаный ремень и засовываю его ей в рот. Заведя ремень ей за голову, я закрепляю его вокруг задней части столба, где пристегиваю его так туго, как только можно.
Я отхожу назад и встаю перед ней, мое тяжелое дыхание заполняет внутреннюю часть маски. Единственное, что видит Элли, это мои глаза, а я ношу контактные линзы. Они такие же красные, как кровь, вытекающая из чувака, которого я убил в комнате дальше по коридору.
Ее глаза полны слез, а по подбородку стекает слюна. Ее ровные белые зубы вгрызаются в кожу. Я снова вынимаю пистолет и поднимаю ее. Элли хнычет, закрыв глаза. Я отвинчиваю глушитель и прижимаю конец ствола к верхней части ее бедра, медленно поднимая платье, чтобы обнажить ее нижнее белье.
Я касаюсь ее киски, и Элли вздрагивает, распахивает глаза, чтобы снова встретиться со мной взглядом.
— Тот, у кого нет голоса, не может сказать «нет», — просто говорю я.
Элли моргает, свежие слезы скатываются с ресниц и стекают по ее щекам.
Я хотел бы слизать их с ее лица, но моя маска закрывает мне рот.
— Но ты бы не сказала мне «нет», не так ли?
Оттянув ее стринги в сторону, я провожу пальцами в перчатках по ее пизде. Глядя вниз, я потираю пальцы, размазывая ее влагу. Трусики не соврали.
Элли шмыгает носом, но ее бедра подаются вперед. Я улыбаюсь под своей маской. Она борется с ремнем во рту, ее связанные руки зажаты между спиной и столбом, к которому я ее привязал.
— То, что для одного человека рай, для другого ад, — заявляю я, а затем дергаю Элли за платье, стягивая с ее рук тонкие бретельки, чтобы обнажить груди. Она безудержно рыдает, но ее красивые розовые соски твердые, и, пока Элли бормочет нечленораздельные звуки через импровизированный кляп, я провожу по ним стволом.
Скользя пистолетом вниз по ее дрожащему телу, я пинком раздвигаю ее ноги, и она быстро моргает. Я наклоняюсь к шее Элли, вдыхая ее запах, и у меня в джинсах дергается член.
— Ты — мой рай, а я — твой ад, — шепчу я, убеждаясь, что она понимает свое нынешнее положение.
Отстраняясь, я смотрю, как Элли закрывает глаза, и свежие слезы катятся по ее когда-то накрашенному лицу. Ее безупречный макияж испорчен. Мне это нравится. Не хватает только спермы, размазанной по всему лицу.
Опустив пистолет между ее ног, я ввожу в нее палец, и она вскрикивает. У меня мало времени, так что это не будет медленно. Это будет грубо.
Я ввожу второй, и она поднимается на цыпочки в своих туфлях от Диор. Я убираю пальцы, провожу стволом по ее пизде, и ее дыхание становится прерывистым. Я смотрю, как тяжелеют ее глаза, пока я ввожу в нее пальцы снова и снова, добавляя третий, а затем четвертый. Она плачет, тело сотрясается от рыданий, а я ввожу в нее кончик ствола, затем вынимаю его и делаю это снова. Ее киска открывается для меня, а глаза закрываются. Когда ствол становится достаточно влажным, чтобы войти в нее самостоятельно, мои пальцы покидают ее пизду, и я шлепаю по ее грудям.
Элли прижимается ко мне всем телом, и я улыбаюсь под своей маской. Я знал, что она будет такой. Отчаянной. Мать и отец годами готовили ее к роли шлюхи Лорда. Даже если они этого не хотели, это просто часть нашего мира. Ты служишь независимо от того, член у тебя или пизда. Просто в этом сценарии член имеет больше власти.
Пока я трахаю ее стволом, она бьется о столбик кровати, но не смыкает ног. Я уже даже их не держу.
Я щиплю ее за сосок, оттягиваю его, шлепаю по груди и лицу. Она рыдает, слюна стекает по ее открытому рту на подбородок и грудь, туда, где вокруг проколотого пупка задралось платье.
Когда я убираю пистолет, Элли опускается на пятки, и я шлепаю ее по пизде, от чего она вскрикивает. Я
