Кстати, эта его брутальность кое в чем выходила боком. Если конкретно, то с точки зрения малозаметности для радаров "Мурманск" уступал им всем. Хотя, с другой стороны, если он все же был кораблем, которому положено гонять туземцев, это не играло большой роли. Тем не менее, Плотникову это не очень нравилось – неприятно чувствовать себя мишенью.
Вообще, он не понимал, зачем нужен этот парад. Да, кто бы сомневался, то сражение было образцом русского героизма, но, к сожалению, и только. Плотников был циником в значительно большей степени, чем большинство офицеров, не имеющих такого, как у него, жизненного опыта. Романтике, увы, способствует более счастливое детство, чем то, которое выпало на долю этого неглупого и перспективного офицера, и потому, с рациональной точки зрения каперанга, это эпическое сражение было всего лишь эпизодом, причем эпизодом крайне спорным. По сути, если отвлечься от эмоций, Руднев, командир "Варяга", выполнил то, что принято называть программой-минимум. Не спустил флаг перед лицом обладающего подавляющим перевесом врага, вступил в бой, исчерпал средства к сопротивлению и затопил корабль, чтобы он не достался японцам. При этом, учитывая невысокое качество установленных на "Варяге" орудий, они, ведя огонь на предельную дистанцию, зачастую причиняли вреда себе больше, чем японские снаряды. Без особого эффекта расстреляв боезапас и не причинив противнику серьезных повреждений, "Варяг" отступил и был, вдобавок, затоплен так, что японцы смогли его поднять. Лучше бы уж подорвали, хотя, конечно, никто не думал тогда, что война будет с треском проиграна, и русские наверняка планировали в скором времени вернуться в эти места и поднять крейсер сами. Кто же мог тогда предположить, что их будет преследовать фатальное невезение, помноженное на такую же фатальную расслабленность от многолетнего почивания на лаврах? Результат оказался закономерным – первоклассная морская держава превратилась в посмешище и, по сути, это стало для нее началом конца. Но это в целом, а если применительно к тому бою, то, хотя он и изучен, кажется, вдоль и поперек, дискуссии о нем не утихают уже больше ста лет. Вообще, спорным оставался даже вопрос, попадали русские снаряды в японцев, или нет. Японцы, кстати, утверждали, что нет, однако Плотникову в это не очень верилось – все-таки из более чем тысячи снарядов хоть какое-то количество просто по теории вероятности должно было попасть в цель. Да и по косвенным данным вроде спешно устроенного японцами в этих местах кладбища, потери у них имелись и, возможно, довольно серьезные. Вот только это, увы, было сейчас абсолютно непринципиально.
Так что командир "Мурманска" оставался стойко убежден в том, что не нужды никакие парады. Прийти с визитом, отдать дань памяти, венки по воде пустить – это обязательно, нельзя забывать своих предков и их мужество, однако устраивать парад в честь проигранного сражения – это, знаете ли, попахивает маразмом. Тем не менее, приказ оставался приказом, а значит, согласно плану, ровно через сто тридцать лет после "Варяга", минута в минуту, атомный крейсер "Мурманск" снялся с якоря и пошел тем же курсом, которым когда-то выходили на безнадежный бой русские корабли. Японцы, заняв те же позиции, которые до того занимали корабли их предков, уже были на месте.
Чемульпо. 27 января 1904 года.
Контр-адмирал Уриу, с удобством расположившийся на мостике своего флагманского крейсера "Нанива", ожидал появлении я русских одновременно с интересом, нетерпением и легким волнением. Впрочем, эти чувства никак не проявлялись на внешне бесстрастном лице истинного самурая, к тому же, страха или хоть чего-то, похожего на него, Уриу не испытывал. Не потому даже, что бояться недостойно самурая, а потому, что бояться, по его мнению, было некого. Один русский крейсер, достоинства которого, в первую очередь скорость и огневая мощь, а также недостатки в виде слабого бронирования и полностью отсутствовавшей защиты большей части орудий, были хорошо известны, вряд ли мог представлять хотя бы незначительную угрозу японской эскадре. Шесть крейсеров, один из которых, "Асама", был едва ли не лучшим в мире броненосным крейсером, могли огнем своей артиллерии превратить отчаянного русского в мусор на воде. Правда, из всех находившихся здесь японских кораблей "Асама" оставался единственным, который был индивидуально сильнее "Варяга", но в данном случае это не меняло абсолютно ничего. Проходя мимо броненосного крейсера, крайне уязвимый русский корабль получит такие повреждения, что остальные корабли эскадры Уриу его попросту раздавят. А ведь были еще миноносцы, оставленные в качестве последней линии обороны на случай, если русские сумеют каким-то чудом прорваться мимо основных сил. Восемь миноносцев забросают торпедами и противника посерьезнее, чем избитый снарядами крейсер с выбитой артиллерией. На этом фоне оставленное с транспортами в качестве охраны авизо и вовсе выглядело паранойей – кого бояться? В общем, страха уверенный в собственных силах Уриу не испытывал ни малейшего, а вот все остальные чувства присутствовали в полной мере.
Ничего удивительного в этом, кстати, не было. Первый бой с кораблями европейской державы в истории Японии, да и вообще первый бой в этой войне. Ночная атака Порт-Артура не в счет, там все же была ночная атака миноносцев по стоящим без прикрытия и не готовым к бою кораблям противника, к тому же проведенная ДО объявления войны. В общем, если вдуматься, мало чести. Сейчас, при таком соотношении сил, ее тоже немного, но все же открытый бой остается открытым боем, а в том, что соотношение сил нельзя назвать даже приблизительно равным, русские были виноваты сами. В конце-концов, никто не заставлял их загонять первоклассный крейсер стационером в ту ловушку, в которую превратился этот корейский порт, едва началась война.
Оставался, правда, шанс на то, что русские сдадутся. Европейцы вообще умеют проигрывать и, в отличие от потомков Аматерасу, не видят ничего дурного в том, чтобы спустить флаг перед лицом заведомо более сильного противника. Хотя, конечно, не факт, все же русские – не совсем европейцы, да и Руднев, по слухам, храбрый офицер. Однако, если они все же предпочтут сдаться, это будет великолепно! Мало кто может начать войну с чистой и бескровной победы, к тому же русские корабли, даже устаревшая канонерка, не говоря уже о первоклассном крейсере, неплохи и наверняка смогут занять достойное место в составе японского флота. Да и порт японцам нужен был функционирующий, а ведь Уриу до последнего опасался, что русские решат драться прямо на рейде, когда все прошедшие мимо цели японские снаряды обрушатся именно на город и порт, разнеся вдребезги инфраструктуру, которую потом придется долго и мучительно восстанавливать.
Однако русские вышли из порта, сдаваться они, по словам кишащих в Чемульпо, как кишечная палочка в местных колодцах, агентов (а не верить им оснований не было) настроены не были, и теперь предстоял бой фактически в полигонных для японцев условиях. Уриу приходилось бывать в России, и он видел нелепую забаву, когда посаженного на цепь медведя травят собаками. Могучий зверь, лишенный подвижности, и не имея возможности ни полноценно атаковать, ни бежать, рано или поздно оказывался повержен многочисленными слабыми, но быстрыми противниками. А ведь один на один мишка легко догнал бы и разорвал любую из собак. Здесь была прямая аналогия – узость проливов и плетущаяся в кильватере тринадцатиузловым ходом канонерка были цепью, надежно удерживающей русского медведя и не дающей ему дать врагу бой в выгодных для себя условиях открытого моря. Тем не менее, русские не боялись, что вызывало уважение и некоторое раздражение. Все же война, если противник готов умереть, но не сдаться, грозила стать для Страны Восходящего Солнца серьезным испытанием. Конечно, сталь мечей надо закаливать в горниле сражений, вот только всегда есть риск иззубрить свое оружие, а ведь, как ни крути, гибель многих солдат ослабит Японию.
