после я окончательно вырубился.
* * *
— Чан… Чанчик… очнись…
Ладошки с длинным маникюром колюче хлопали по лицу. Затем мне воткнули в рот пластиковую бутылку, я жадно сделал два глотка.
Ой, как сразу похорошело. Но глаза ещё решил не открывать.
— Сян…
— Ты живой… Ты живой… Эх, всё получилось, да⁈
Прижалась, поцеловать попробовала. Ну, я ответил, конечно. Это же Сян меня целует, да?
Хотя по вкусу — вроде бы не Сян…
— Дзянь… — догадался я.
— Где я? Кто я? — говорил кто-то рядом на каком-то непривычном языке… — Мне плохо… Чёрт… Где Лёлька… Сколько ща времени…
— Мниье то-жие, — ответил я. — Но ты жив. И демон ушёл из тебя.
Мой русский язык, кстати, снова стал плохим. Зато зрение быстро вернулось в норму. Но двигаться я всё ещё не мог — я одновременно чувствовал и озноб, и голод, и жажду, и боль. Но не такую адскую, как в начале нашего последнего испытания.
Я был целёхоньким. Видимо, тут и ядовитая жижа помогла, и целебная эссенция Сян. Я бутылочку эту вспомнил даже — всегда у нас рядом с кассой стоит, потому что мало ли какое мордобитие приключится…
Да и просто помогло то, что я, чёрт возьми, внук своего деда, Юйчи Гуна!
Я с трудом, но поднял руку. Посмотрел на ладонь… и в нём зажёгся тусклый циановый огонёк!
А Серёжа всё не унимался.
— Ты кто… ты говоришь по-русски?… Ха! я ж тебя помню… ты тот парень на площади, да? Я ж тебя спас тогда, помнишь?
— Я… вернул долг, — коротко ответил я.
Хотя, возможно, тут тоже дело вовсе не в целебной белой ци, ядовитой для яогаев — а в крепости серёжиного духа. Возможно, он в этом всём поединке сражался на моей стороне. Впрочем, я так и не решил, какой из серёж мне больше нравится — с огненным демоном внутри или без. Я прислушался к тому, что говорила Дзянь.
— Двое раненых… тут какой-то ци-катаклизм, ага… ага… не знаю, может, надо две кареты… тут не знаю, может и получится подъехать, а может и без. Носилки, ага… Что-о⁈ Нет карет⁈ Да я вас… да я вас!… Вы хоть знаете, кто ранен⁈ Великолепный Чан Гун… Ну он же… И иностранный турист, да!… Что⁈ Только поэтому⁈ Не знаю… Какие артефакты… Ну, тут бутылки…
Конец разговора прервался. Дзянь вдруг пискнула:
— Здрасьть…
А над моей скамейкой нарисовался новый персонаж.
Это был рослый, но худой, налысо бритый смуглый парень в рубашке с закатанными рукавами. Такой, типичный работяга. А через всё лицо и по горлу шло два здоровенных шрама, как будто бы совсем недавно затянувшихся.
Ну… как новый. Я теперь его словно насквозь увидел.
— Ну что… Победил ты, Чан Гун. Семье я уже сообщил, что ты достоин называться вторым супругом моей любимой Серебристой Поросли. И ты тоже победил, Серёжа. Я не буду возвращаться в твоё тело.
— Охотничий Пёс… тебе идёт новый сапог? Где подобрал?
Мужик как-то рассеяно указал на холмы с чайными плантациями.
— Тигр загрыз. Он храбро сражался, да. Три часа лежал и умирал, пока мы с тобой бухали, прикинь? Ну… я пошёл. Приятно было пообщаться. Увидимся на свадьбе.
На… чём⁈ На свадьбе?
Вот блин. Я ж совсем забыл ради чего мы это всё провернули. Ради чего мы сражались. И вот совсем я не рад был этой информации.
— Так ты… так ты победил⁈ — не то взвизгнула, не то всхлипнула Дзянь. — Ты его уделал, да?
— Уделал… — кивнул я. — Свадьба неизбежна…
Что было дальше? Я полежал в госпитале пару часов под капельницей, в которую вливали глюкозу, разную человеческую медицинскую дрянь, а затем ещё и эссенцию белого ци.
Рядом лежал Серёжа — я рассказал ему всю историю приключений его тела за период, когда он был захвачен яогаем, он срочно попросил телефон и принялся звонить своей не то жене, не то девушке, в общем, его история закончилась вполне себе хорошо.
Ну, как закончилась — планета маленькая, наверняка ещё где-то пересечёмся.
К тому же я заметил, что Серёжа, когда почёсывал затылок своей лапищей, незаметно для себя подсветил шевелюру циановым огоньком… Видать, это ему подарочек от Охотничьего Пса.
Потом я вполне нормально встал, даже трости не понадобилось, и приехал домой — своим ходом.
С порога на меня запрыгнула Серебристая Поросль и долго, качественно так поцеловала. Мне должно было быть приятно, но в голове возникли флешбеки наших вчерашних попоек, и чуть не возник какой-то рвотный рефлекс.
— Что с тобой, жених мой? Аль разлюбил меня, а? Не нравлюсь я тебе?
— Ты мне, конечно же, мила. Но надо бы и отдохнуть…
— Отдохни хорошенечко… Свадьба через пять часов…
А в лапшевне уже было людно. Какой-то парень подбежал ко мне и снял мерки, видимо, для свадебного костюма, за столиками сидела половина семьи Серебристой Поросли. Несколько фотографов, тут же щёлкнувших меня, какой-то не то фокусник, не то мим, визажист, специалист по свадебному костюму. А также несколько очень мрачных товарищей в пиджаках, сидевших в углу.
Честно говоря, я напрягся, увидев их. Но опасения были напрасными: они вручили мне коробочку с медалью, здоровенную стопку круглых монет, обмотанных лентой, и какие-то документы. Один из них грустным голосом зачитал заученный ещё утром текст:
— Мэрия благодарит вас за блестяще проведённую дипломатическую операцию, вручает вам обещанный гонорар в виде пяти тысяч эпикоинов, а также назначает вам должность внештатного младшего атташе по ксеносвязям в области культуры и размножения с правом пересечения внешнего периметра города…
— Благодарю вас, коллеги. Значит — всё, я могу не жениться?
Дипломаты переглянулись, затем посмотрели на меня, как на дебила.
— В смысле?… Вы не хотите⁈ — чуть ли не шёпотом спросил один из них.
— Ну…
— Решать вам, конечно.
А затем спешно удалились.
Сян и Дзянь нигде не было. Я с трудом нашёл скучающую бабулю Хо, читавшую газету.
— Вся работа из-за них встала. Ну… я пару раз сдавала лапшевню под свадьбы, конечно, опыт имеется. К тому же, эта дурында огненная мне половину своего кошелька отсыпала.
— Золото?
— Золото…
— Где Сян и Дзянь?
— У них девичник. В какой-то клуб пошли.
Вот блин… неужели я их потерял?… Ладно Дзянь, но вот Сян. Она сама, наверное, не знает, как меня спасла прошлым
