по-другому, а точнее вообще не сделаешь никаких шагов.
– Почему? – удивленно спросила она, искренне не понимая к чему ведет Камила своими туманными ходами вокруг да около.
– Понимаешь, я волнуюсь, что ты после проделанной работы даже не решишься с ним начать говорить из-за каких-то внутренних комплексов, которые у тебя все-таки есть. Я тебе не могу точно их передать, просто потому что не сижу постоянно в твоей голове, но могу предположить; к примеру, ты спокойно можешь накрутить себя в том, что ты просто его недостойна и продолжишь сидеть в слезах и депрессии, имея всю про него информацию, но ничего с ней не делая. Вот какие-то такие похожие мысли я уверена у тебя появятся. – Камила посмотрела на свою подругу, переваривающую эти неожиданные слова и сразу поспешила исправить свою ошибку, чтобы нечаянно не направить ее в неправильное русло бесконечной самокритики. – Только не надо после этих слов правда об этом задумываться, прошу! Блин, надо было мне молчать, дуре.
– Нет, все нормально, я поняла про что ты. Ну я только могу ответить, что надеюсь этого не произойдет и я наберусь смелости быстро начать с ним общение любой ценой, не зря же я это все затеяла. – говорила она весьма уверенно, но глубоко в душе задумалась над словами своей подруге, в которых однозначно заключалась правда, чему она боялась признаться самой себе до этого.
Она была одной из тех, для которых творческая деятельность в какой-то степени выступала самотерапией. Ее подготовка к написанию чего-либо выглядела по-разному в зависимости от многих факторов, таких как: нынешнее настроение, обстоятельства при которых она рисует, место, где она пишет картину, стоит ли перед ней определенная задача и др. После той беседы с Камилой, у Наи появилась потребность срочно творчески себя занять и она заперлась в своей комнате, выключила свет, приоткрыла окно, убрав занавески в сторону и легла на диван с кружкой горячего шоколада в руке и планшетом с примагниченным электронным карандашом для рисования. Последние оранжевые лучи солнца уходили в закат. У Наили не вышло очистить разум от житейских, бренных мыслей, поэтому поменяла позу и села по-турецки, положив на поджатые колени планшет. Она долго смотрела в окно и в один момент в ее сознании проросла интересная идея, к реализации которой она приступила в тот же мигом, не обдумав ее полностью, что было в ее стиле: она не любила долго заострять внимание на мелочах новых вдохновений и не оценивала идеи с точки зрения потенциальной художественной ценности – все, что ей приходило толковое и жизнеспособное в голову, она быстро воплощала в жизнь. Так же сейчас, отталкиваясь от эмоционального состояния, ей захотелось изобразить на белом цифровом полотне такой сюжет: девочка, лет двенадцати, стояла на перроне с рюкзаком за плечами и ожидала прибытия поезда. Весенний сезон, теплые тона и милая девочка с нелепо собранными волосами в хвостик. За первые полчаса Наиля обрисовала правильные контуры и уже входила во вкус, но ей в голову врезались последние слова Камилы и буквально вмиг она была насильно выдернута из только сформированной творческой атмосферы, из того неведомого, неосязаемого мирка, где она бог и по ее мановению кисти руки у нее есть возможность воссоздать все что угодно ее душе. Теперь она вернулась в материалистическую реальность и первые минуты пыталась быстро влезть обратно во вдохновение, что не увенчалось успехом и Ная была вынуждена бросить рисование на неопределенное время.
«Имеет ли смысл мне сейчас обмусоливать всю эту чепуху. Блин, а я так хорошо начала, полностью окунулась в эту картину, как будто я сама стою рядом с ней на перроне, как старшая сестра, приглядывающая за младшей. Но нет, опять эти глупые, надоедливые мысли, бессмысленные… Я прекрасно знаю себя: придется потратить целый час на обдумывание и только потом, когда насытюсь, я смогу обратно вернуться к работе, а сейчас смысла никакого нет мне пересилить себя – это ни к чему хорошему не приведет, как говорил Гаврилов „эти неутешительные результаты не к чему, тогда лучше вообще ничего не делаете и пейте, пейте и еще раз пейте!“ – Наиля опять посмотрела в сторону распахнутого окна, откуда проникал в комнату прохладный ветер»
Получилось именно так, как она предполагала: в течение часа Ная задавала себе разные вопросы, вспоминала слова Камилы, несшие всегда частичку истины; поражалась тому факту, как Камила смогла уловить такой тонкий момент, далеко не всем очевидный и видимый. По истечению этого времени и мучимых ее внутренних переживаний, загонов, она опять вернулась к планшету, взглянула на недоделанную работу и сразу же продолжила рисовать, обретя моментально вдохновение. Конечным результатом она была довольна и, сохранив работу в облаке, пошла на кухню перекусить и после готовиться ко сну. Дома, как оказалось, никого не было – при погружении пока в работу, потом в мысли, затем опять в работу она и не заметила, как ушла Камила. Заместо нее вернулся домой после работы Бергин, безумно уставший. Будучи таким изнуренным после рабочего дня, он зачастую говорил, что был банкет, поэтому теперь Наиля попытала удачу и с сожалеющей улыбкой спросила у него, пока он вешал куртку:
– Банкет был?
– Все верно. – сразу последовал смиренный, тяжкий ответ.
Она поняла, что он был явно не в настроении и посчитала своей задачей оставить его наедине с самим собой, в тишине и умиротворении, а сама взяла тарелку с едой и пошла в свою комнату, но ее отдыху помешал звонок в дверь, не извещающий ничего хорошего в такой поздний час. Отодвинув золотистый диск, закрывающий глазок, она прищурилась и увидела маленького старика, соседа снизу. Он никогда не приходил так поздно, ее это заинтересовало и она намеренно распахнула перед ним дверь с гостеприимной улыбкой. Только в этот момент ей пришло осознание, что, вполне вероятно, он собирается в очередной раз пожаловаться на вчерашний инцидент, но убирать встречающую улыбку с лица уже было поздно:
– А вы зря улыб-б-б-аетесь, дорогуша! – неожиданно напал он на опешившую Наилю. – Я не стал вчера звонить в п-п-полицию, только потом-м-у что пожалел в-вас. Но сегодня я не смог стерпеть постоян-н-н-н-ой от вас н-наглости. Ждите, сегодня или з-завтра вас навестит участковый!
– Простите, а можно узнать, чем мы вам так насолили, что вы прибегли к таким мерам? – осмелела Ная. – Да, я понимаю, вчера я, возможно, неуважительно к вам отняслась из-за моего не совсем трезвого состояния, но это же не значит, что мы не можем решить этот конфликт лично, без посторонних вмешательств. Простите за
