наетые были! Он подколымит, я маслица принесу. Сыновья повырастали, обоя у нас с квартирами, машину и старшому, и малому взяли, цепок на каждом золотой висит… А выходные всеми на рыбалку, пошла она, та картошка, до Тлюстенхабля. Свекровь нам звонит, а мы хаваимси. Пущай твоя дочка тебе картошку копает. А мы на плотину. Муж со старшим в лодке, мы с младшим на бережку. А тут вот бизнес захотел. Ушел с «Кубань-тепла», открыли с кумом фирму. «Кубань-дверь», мож, слышали?
— Слышали, как же, — усмехнулась пенсионерка. — Он тут во всем доме двери ставил. И этой, в сорок пятую.
— А лоджию? — испугалась Любовь Петровна. — Лоджия у нее, кажись, как наша…
— И лоджию, — кивнула пенсионерка. — Но вы не плачьте, я вам помогу. У меня муж был военный, у меня на такие дела глаз наметан. Я знала, что вы придете.
Они обменялись телефонами и договорились сообщать друг другу обо всех передвижениях объекта.
Шпионаж — занятие увлекательное. Пломбир уже не снился. Начались у Любовь Петровны странные виденья. То парень молодой с длинной черной гривой пьет воду из колодца, то губернатор сажает вертолет у нее перед холодильником. И главное — все с обнаженными торсами.
Две недели длилась слежка, и наконец Любовь Петровна поднялась на третий этаж и позвонила в сорок пятую квартиру.
Ей не открыли. За дверью было тихо. Она пыталась разглядеть хоть что-нибудь в глазок, но в маленькую линзу ничего не было видно. Она сощурилась и приложила ухо к двери. В этот момент стекло потемнело, и кто-то за дверью тоже посмотрел на нее.
— Ах, ты сука! — вздрогнула Любовь Петровна и громко закричала: —Открывай, проститутка! Я знаю, Димок у тебя!
Ей не открыли. За дверью по-прежнему была тишина, как она ни прикладывала ухо, ей не удалось расслышать ни шагов, ни голоса.
И тут опять все всколыхнулось. В порыве огненном Любовь Петровна разбежалась и стукнулась плечом о дверь. Хотя и понимала, что ей не выбить прочную конструкцию из твердого металла с защитными блоками по периметру, которые ставила всему району маленькая фирма «Кубань-дверь».
От злости Любовь Петровна давила звонок и кричала на весь подъезд:
— Проститутка! Открывай! Обоих поубиваю! Курва старая! Любовников принимаешь!
Но после этого дверь тем более не открыли.
Любовь Петровна выбежала на улицу и звонко, с визгом, совсем не думая о конспирации, сказала пенсионерке:
— Захавались, сволочи!
— Тихо, — бабулька прикрылась газеткой. — Ждите здесь, а я поднимусь к себе и послушаю.
Ждите! Какое ждите? Любовь Петровна, в миру спокойная, ленивая женщина, уже выпустила из забытых недр своей казачьей души маленького разъяренного бычка. Отсутствие обратной связи ее взбесило. Она подбежала к балкону и стала швырять камнями в лоджию сорок пятой квартиры. Камень стукнул в стекло. Занавесочка на секунду отодвинулась и снова задернулась.
— Что, испугались?! — она закричала, не обращая внимания на редких прохожих. — Испугались Любу? Сейчас сынов позову! И малого вызову! И старшого!
На балконе второго этажа появилась дама с бигудями и вежливо попросила:
— Женщина, вы, пожалуйста, цельтесь точнее. Кидайте, пожалуйста, чуть выше, а то мы боимся за свои окна.
— Я не могу допрыгнуть! — Любовь Петровна пыхтела, запуская очередной камень.
— А вы на скамеечку поднимитесь, — посоветовала дама.
— Ага, — Любовь Петровна залезла на высокую узкую лавочку.
— Только не упадите. А то помнете нам клумбы. Я цветы каждый день поливаю.
— Хорошо, хорошо, — Любовь Петровна поднялась на цыпочки, замахнулась и разбила окошко в поганой сорок пятой квартире.
Она упала в клумбу, поправила смятые ирисы и закричала:
— Выпускай его! Шалава! Проститутка! Димок мой! И хата моя! И машина моя!
— Да что ж вы так нервничаете, — открылось окно на первом. — Вы мне внука разбудили. Да он и заезжал-то к ней нечасто. Разочка два в неделю. Да и недолго тут бывал…
Любовь Петровна снова кинулась в подъезд. Она достала из сумочки баллончик с черной краской для обуви. Она специально заготовила эту краску заранее, чтобы измазать дверь сорок пятой, как раньше на хуторе гулящим девкам мазали ворота дегтем, Любовь Петровна еще помнила традицию.
— Осторожнее, — в приоткрытую дверь прошептал агентка. — Не испачкайте нам стену.
— Я аккуратно. Ручку ей замалюю.
— Попробуем испугать его милицией, — придумала пенсионерка, вдохнула поглубже и завизжала: — Женщина! Чего вы хулиганите! Я сейчас милицию вызову!
— Вызывайте! — звонко отвечала Любовь Петровна, подмигивая своей агентке. — У меня мужа уворовали! Пусть милиция этой твари дверь ломает!
Любовь Петровна выкрасила дверь густым слоем, но ей по-прежнему не открывали. Она устала бегать по жаре, бить кулаки и кидаться камнями. Красная, потная, она присела на лестницу и позвонила мужу на сотовый.
— Дим, — она еще не отдышалась, — ты хлеб купил?
— Нет… — муж ответил. — Не купил.
— А где ты?
— На работе, — он сказал спокойным, невозмутимым тоном.
— На работе! — вскочила Любовь Петровна. — На работе!
Она завопила не в трубку, а на весь подъезд:
— И оставайся с ней! Малым скажу: ушел к страшномордой! Живи с доской! Корми ее дочку! А мы тебя в хату не пустим! Нам такой отец не нужен!
— Дайте ребенку поспать! — крикнула соседка с первого.
— И хата моя! И дача моя! — визжала Любовь Петровна. — И двушка моя! И однокомнатная моя! Ничего у меня не отсудишь! Все на меня записано!
— Молодец, женщина! — высунулась дама в бигудях.
Любовь Петровна охрипла и замолчала. Подняла свою сумку и повернула домой, прочь из поганого подъезда. Но тут в замке сорок пятой повернулся ключ. Звякнула цепочка, отъехал засов, и Кубань-дверь открылась.
Вышел Димок. Посмотрел на жену. Завивка у нее от беготни растрепалась, поникшие щеки горели, кофтенка и полные руки были испачканы черной краской, широкая юбка с резинкой, до смерти надоевшая, делала Любовь Петровну еще больше похожей на колобок. Зато глаза у нее были как в семнадцать лет на хуторе, когда она убегала с Димком на речку.
Любовь Петровна открыла сумку, свою большую коричневую сумку, которая еще на рынке не понравилась Димку, но Люба ее купила, потому что "немаркая"… Она достала прыгалки и зашипела:
— Щас задушу твою шалаву.
И тут у Димки тоже все всколыхнулось. "Вот жизнь, — он подумал, — тает, как мороженое, только успевай облизывать". Он улыбнулся и спросил:
— Мать, ты шо тут цирк устроила?
— Что ж твоя курва не выходит? — Любовь Петровна размотала прыгалки. — Спугалась?
— Ты что меня позоришь? — Димок наступал. — А ну пошли домой!
— Пусти! — кричала Люба. — Пусти! Я убью твою проститутку!
Димок скрутил ее прыгалками и потащил к машине задней стороной двора, Любовь Петровна упиралась, как разъяренная телушка.
— Ты как меня
