в восьмидесятых вскрылось это досадное упущение.
Зиновьев умер в психбольнице в разгар брежневского застоя. И вскоре некие вороватые личности нашли его тайное святилище. Зиновьев подрабатывал на строительстве одного местного завода и обнаружил (или обеспечил) лазейку в подвал. Подвалом или каким-то помещением это на самом деле не являлось, просто под одним строящимся цехом с одной стороны был слабый грунт, и рабочие вбили в землю сваи, оперев на них плиты перекрытия, так что до земли оставалось более двух метров расстояния. Туда и проникал Зиновьев, превратив дальнюю кирпичную стену в подобие алтаря со множеством корявых неразборчивых рисунков. А в потайной нише горе-воришки обнаружили ту самую реликвию, за бесценок сбагрив ее скупщику.
Перо пошло по рукам. Были среди его владельцев и цеховики, и начальники. Да только внимательно присмотревшись к безделушке, владельцы предпочитали избавиться от нее. К счастью, Перо не ушло за границу: то ли перевозчиков не нашлось, то ли в цене не сошлись. В департамент Перо попало уже в восьмидесятых. Дальнейшая история вызвала неприятное недоумение Павла.
Сначала предмет вызвал большой интерес департамента, развернулось широкомасштабное расследование, и число реликвий пополнилось обломками керамики неизвестного состава и происхождения, которые в свое время не заинтересовали тех давних грабителей святилища. Собственная лаборатория департамента не смогла полноценно исследовать артефакты и передала их более серьезной лаборатории. Там были получены такие результаты, что в дело вмешались военные, придержав как предметы, так и документы. Да только, на этом все и закончилось. Ответственные люди департамента кто умер, кто был переведен, а потом и вовсе стало не до того — рассыпалась сама страна. Военные же, кажется, и сами не знали, на что пытались положить лапу, благополучно забыв об этом деле. Достойный сюжет для какой-нибудь «Идиократии».
Павел не мог оставить все это просто так. Его департамент, будучи организацией-правоприемником старого советского департамента, все еще имел право получить назад свои образцы и результаты исследований. Собрав и заверив нужные документы под предлогом приведения в порядок архива, он через череду мытарств получил ящик с образцами и несколько папок бумаг.
Тогда его мир сдвинулся. Перо было, черт побери, настоящим! При резкой перемене освещения или даже при изменении угла падения света оно производило сгустки холодной плазмы, энергия которых была больше поглощенной энергии. Еще более активно его поверхность реагировала на ионизирующее излучение. Изучению этого феномена и выяснению состава артефакта было посвящено несколько сотен страниц текста, но единственное, что удалось установить точно: изделие является композитным, с внешними слоями из сложного сплава редких металлов и сердцевиной из сверхлегких неопределимых веществ. Источник энергии и причины наблюдаемого феномена остались неизвестными. Символы на поверхности расшифровке не поддаются, а вот золото оказалось самым обычным чистым золотом, даже чуть подплавленным. Керамические черепки были куда менее чудесными, за исключением того, что такая легкая и прочная керамика не была известна науке, как и не был известен способ ее производства.
Павлу стоило больших усилий, не вдаваясь лишний раз в подробности, убедить начальство поручить ему небольшое расследование. Чудесное Перо он взял с собой. Просто не хватило духу оставить в сейфе.
* * *
Пополнив запасы воды, Павел скорым шагом направился к нужной горе. У подножия было несколько ключей, но входов в подземелья он не обнаружил. Изучив крутой южный склон, он обнаружил потеки извести. Значит, вода могла проливаться откуда-то с более высоких уступов, на которые с некоторым риском можно было подняться без снаряжения. Через некоторое время он достиг большого уступа, на краю которого было что-то вроде высохшего озерца. Питалось оно, скорее всего теми вон пересохшими руслами ручьев, что протянулись от густых зарослей под крутым склоном. Просто стоки дождевой воды, или там может быть вымытая водой пещера? Ровная поверхность озерца была покрыта следами птичьих лапок и змеиных брюшек, и Павел не стал портить эту летопись природы, направившись к зарослям по травянистому берегу.
За зарослями он обнаружил большую глубокую яму, спустившись на дно которой по своеобразной каменной лесенке, Павел увидел полутораметровый вход в подземелья.
Солнце уже совсем склонилось к закату, окрасив верхушки кустов в красный цвет; у входа же в пещеру и вовсе была почти ночная темень. Следовало возвращаться к подножию и заночевать. Да только, не все ли равно ему под землей, день или ночь снаружи?
Все же, парень решил выделить полчаса на исследование пещеры, не углубляясь особо в лабиринты, если таковые здесь есть.
Пещера вскоре немного расширилась, позволив Павлу идти в полный рост. Больших ответвлений ему не встречалось — все другие пути были так низки и малы, что при всем желании нельзя было заблудиться на единственной проходимой пешком дороге. Шел он не быстро, внимательно изучая стены в ярком свете фонаря и не забывая смотреть под ноги. Минута за минутой природный коридор просто вел его вглубь горы, несильно изгибаясь то в одну, то в другую сторону. Никаких признаков присутствия крупных животных Павел не видел, как и никаких признаков разумной деятельности.
Он уже довольно далеко углубился в гору, по ощущениям, пройдя ее середину, когда услышал это. Низкий раскатистый гул, плавно переходящий в монотонный рев, вскоре распадающийся на дьявольское стаккато, в свою очередь, оканчивающееся громким стрекотанием. Спустя секунду глухой тишины все повторялось заново, с неуловимыми изменениями в тоне, тембре, интервалах. Даже самый большой знаток контркультуры не назвал бы это музыкой, но, чувствуя продирающие до костей инфразвуковые вибрации под диафрагмой, Павел знал, что это песня. Песня о бесконечном одиночестве на дне глубокого темного океана.
Песня закончилась, и парень понял, что не может вспомнить где находится. Добрых пять минут ему потребовалось, чтобы отдышаться и прийти в себя.
Это не шум обвала. Может, где-то проседает грунт, и вода выжимает воздух через узкие «трубы» пещер? Как бы то ни было, звук шел спереди и как будто снизу.
Скрепя сердце, Павел двинулся вперед. Мелкие ответвления и щели попадались все чаще, а через пятьдесят метров тоннель задирался вверх и распадался на многочисленные известняковые промоины. Но сбоку от еще проходимого участка тоннель открывался в некую полость. Посветив фонарем, Павел обнаружил перед собой большую яму, по стенам которой он спустился на горизонт ниже. Там он выбрал самый крупный тоннель, ведущий на север и через пару минут оказался на первой серьезной развилке: можно было пойти либо вперед, либо свернуть на восток. Впрочем, долго выбирать не пришлось. В стене тоннеля он обнаружил хорошо знакомые куски белой керамики, вбитые в известняк как картечь. И, если пренебречь возможностью рикошета, то обломки прилетели
