class="p1">-Ну и история. – Вздохнул отец Сергий и протянул икону обратно Филиппу.
Филипп резко отшатнулся и замахал руками, часто-часто затряс головой из стороны в сторону.
-Что боишься? – Засмеялся дьякон. – Я вот, тоже, боюсь! – Уже серьёзно продолжил он и протянул икону уже Евгению. Тот машинально взял её обеими руками, да так и застыл, держа образ в вытянутых руках.
-Так, что же это такое? – Спросил изумлённый Жека.
-Понимаешь, Евгений, меня тут давеча пионеры вопрошали: как им относиться к тому, что один рок-музыкант себя в виде святого изобразил? То есть, портрет свой сделал по иконописным канонам. Я долго думал, как ответить. А теперь, теперь я думаю им вашу историю рассказать. Пусть уроком будет. Вы что, не видите, олухи? Не икона это! И женщина изображенная тут не святая.
-А кто это тогда? – С удивлением и дрожью в голосе спросил Фил.
Отец Сергий взял себя за бороду левой рукой, было впечатление, что он не хочет отвечать, но заставляет свой рот открыться, потягивая подбородок за бороду. Сергий быстро повернулся к лику Спасителя и перекрестился.
-Судя по вашему рассказу, ведьма это, ребята. – Ответил он тихо, повернувшись к ним лицом после крестного знамения. – А теперь, позвольте откланяться, меня прихожане ждут.
-Так что нам делать с ней? – Спросил растерянно Жека.
-Вернуть обратно. Узнайте, как звали. Подайте молебен за упокой и приходите на исповедь. – Совсем тихо ответил Сергий, затем, по-солдатски развернувшись на каблуках, поспешил шурша облачением к своим прихожанам.
– Вот, даже священник её боится. – Устало сказал Филипп, когда они сели в машину. – Я на ночь не хочу с ней оставаться, поехали, вернём.
Он повернулся к сидящему за рулём Евгению, а тот молча кивнул головой, заводя машину. Фил очень был благодарен другу за этот кивок головы, один он ни за что бы обратно в деревню не поехал. Нет, Фил, конечно, был уверен, что Жека его поддержит, но уже обдумывал варианты, чтобы выкинуть свою находку.
“Нет, нет. – Говорил он себе. – Выкидывать ни в коем случае нельзя. Её обязательно кто-то подберёт и угодит в сумасшедший дом. Может, сжечь?”
Но Фил боялся сжигать, что будет, если это нечто останется у него в доме? Или, того хуже, переселится в него.
Они пересекли черту города в районе трёх часов дня. Добраться до уже знакомой им деревни удалось только к восьми часам вечера. Когда парни подходили к избе уже достаточно стемнело, и друзья не сразу заметили сидящую на крыльце фигуру человека. Это был тот самый местный житель, которого Жека вчера так бесцеремонно стукнул. Филипп поймал на себе взгляд этого несчастного и ощутил, что понимает его без слов, на глазах недоумевающего Жеки он открыл пакет, достал завернутую в рогожу икону и протянул инвалиду. Тот привстал и, не сводя взгляд с Фила, безмолвно подошел, принял сверток в свои маленькие слегка пухлые руки, прижал к груди, отвернулся и, смотря себе под ноги, поспешил в заброшенный дом.
Всё происходило очень быстро, Филипп и Евгений продолжали молча стоять перед домом ещё, наверное, минуту после того, как незнакомец скрылся в темном проёме пристройки. Они слышали, как заскрипели рассохшиеся деревянные ступени, как стукнула о бревенчатую стену дощатая дверь избы с болтающейся медной щеколдой и как она потом громко захлопнулась. А через мгновение раздался ужасающий пронзительный вопль, как сирена он разнёсся в вечерней деревенской тишине и тут же начал затихать, переходя в рыдание. Этот вопль услышали и сразу подхватили местные собаки, залаяли на другом конце деревни, бросаясь на хлипкие заборы и гремя цепями поводков. У Филиппа от ужаса подкосились ноги, а Жека опрометью бросился в пристройку. Ещё мгновение и он уже в сенях, он уже пытается открыть эту дверь в избу, он наваливается на неё всем телом, и в этот момент он слышит ещё один крик. Где-то во дворе женский голос звал:
-Митя, Митенька! Выходи, Митенька!
Дверь в избу неожиданно отворилась, и Жека чуть не упал на инвалида. С отсутствующим взглядом тот прошел мимо него, спустился по ступенькам и выбежал из пристройки во двор, по пути, чуть не сбив с ног Филиппа.
Жека вышел за ним следом и увидел этого странного человека в объятьях какой-то старушки. Она целовала его лоб, а тот плакал. Рядом стоял Фил и держал в руках шапку Митеньки, которая видимо упала, когда его обняла эта женщина.
-Мучает она тебя окаянная, мучает?! – приговаривала старушка, обнимая его сутулые плечи.
Её цветастый платок спустился на шею, обнажив не расчёсанные седые пряди волос. Она походила на ведьму. И только серые глаза на старческом лице были живые и добрые, она нежно обнимала несчастного Митю, а тот тёр маленькими кулаками глаза и всхлипывал у неё на груди как ребёнок.
-Так кто же его мучает? – Спросил Филипп. Он прекрасно понимал бестактность своего вопроса, но его просто распирало от любопытства. Когда он увидел старушку, он поверить не мог, что она реальный человек и, если бы она превратилась в кота или жабу, он бы удивился гораздо меньше, чем когда услышал слова: “Она тебя мучает”.
-Мать! – Ответила отрывисто она. – Там его мать изображена! – Добавила она, но уже еле слышно, будто боясь потревожить затихающего Митю.
-Может, уйдём отсюда? – Предложил Жека. Вероятно, он обращался к Филу, но женщина закивала головой.
-Да, идёмте, проводите нас с Митей до хаты. – Сказала она. – Я вам всё поведаю, вы же именно за этим сюда пожаловали?
Старушку звали Людмила, она растила Митю с тех самых пор, как умерла её сестра Елена, мать Мити, та, с которой был нарисован этот злосчастный образ. У Мити был старший брат, Константин. Они были братьями только по матери и своих отцов ни тот, ни другой никогда не видели. Константин был старше Мити на девять лет, рос он высоким, сильным и видным парнем. В деревне слыл хулиганом, часто дрался и попадал из-за этого в милицию. Но мать постоянно хлопотала за него и Константину всё сходило с рук. И, хотя Елену люди боялись и не любили, но обращались к ней часто, чтобы заговорить грыжу у ребёнка или снять порчу, или вывести бородавку…
Митя же рос впечатлительным и ранимым, но очень способным ребёнком. Он рано начал читать и писать, хорошо учился в
