какой-то очень древний старик. Улыбки цвели на смуглых морщинистых лицах аборигенов, утопая в седых бородах. Только мой ученик выглядел снова крайне смущенным.
– Доброго утра, почтенная, надо скорее выходить, если ты хочешь все увидеть сама, – радостно сообщил дядюшка, увидев, что я открыла глаза.
– Простите, Юлия Владимировна, – извинился юноша, переминаясь с ноги на ногу. – Амахсан-ба говорит, что идти далеко.
Я села и сжала руками виски, прогоняя остатки сна. Солнце уже ярко высвечивало горные вершины, разгоняя остатки сумерек. Левая рука успела немного затечь, ноги плоховато слушались. «Старею», – подумала я, не слишком грациозно вылезая из машины.
– Дайте нам пять-десять минут на сборы, нужно взять необходимое оборудование.
– Что еще тебе нужно с собой, кроме твоих глаз, красавица? – поинтересовался пастух, за плечами у которого покоилась солидная тканевая торба.
– Фотоаппарат хотя бы, да и все измерить не помешает, – охотно пояснила я.
Древний старик вопросительно взглянул на соплеменника и что-то забубнил на местном наречии. Тот отрицательно качнул головой.
– Почтенный Мирса-ба говорит, что это будет непочтительно. Нельзя брать фотокамеру! – сказал Амахсан, сразу посерьезнев. – Семья моего родича спокон веков охраняет эту долину, и он говорит, что ничто не должно потревожить ее обитателей.
Я нахмурилась. Разумеется, слышала про такое ранее, но сама столкнулась впервые. Сзади завозился, выбираясь из спальника, Пьетро.
– Раз нельзя брать технику, то, может, хотя бы блокнот и карандаш? – тихо уточнил юноша.
Пастухи пошептались и кивнули. Я облегченно вздохнула. Мальчик прекрасно рисует! Он вполне сможет сделать все необходимые наброски, если мы найдем что-то стоящее, хотя археологи уже отвыкли от методов позапрошлого века.
Через полчаса мы уже спускались по горному склону. Старики посоветовали одеться тепло и вдобавок вручили нам по шерстяной накидке.
– Бери, почтенная, успокой свое сердце, – лукаво подмигнул мне дядюшка Амахсан, протягивая одеяло, – Ничего тебя не потревожит, не бойся.
Отказываться было некрасиво – одежда была явно новой или хорошо выстиранной.
Пробираться по горным склонам, заросшим колючим жестким кустарником, было довольно трудно, но пока холодный утренний воздух еще освежал нас, а тропа шла под уклон – терпимо. Наш престарелый проводник скакал по уступам с неимоверной для своих лет грацией. Словно горный баран, он карабкался среди камней, находя едва уловимую нить тропы. Вслед за ним ловко прыгали аспиранты, неся на своих широких спинах весь наш скарб. Даже выросший в городе и не очень спортивный Пьетро легко держался впереди. А вот мне приходилось несладко. Лишний вес и годы сделали меня неповоротливой и осмотрительной. Там, где молодежь легко перепрыгивала через трещину, я осторожно шагала, удерживая равновесие. Помня наставления знакомого альпиниста, старалась не вставать на колено, забираясь на уступ, проверяла каждый камень, идя по карнизам, но все равно каждый раз, когда огромный тяжеленный булыжник приходил в движение под ногами, – сердце пропускало пару ударов.
Видимо, получалось не так уж плохо. Я и замыкающий нашу процессию Амахсан не сильно отстали к тому моменту, как старец объявил привал почти на самом дне ущелья. Недалеко журчал горный ручей, а коренастое, закрученное ветрами деревце давало немного тени. С трудом наклонившись над водой, я умыла лицо и намочила бандану. Болело все… «А не пора ли тебе, матушка, на пенсию?» – мрачно поинтересовалась я сама у себя, чувствуя, как гудят и наливаются свинцом ноги. «Ну, уж нет! – ехидно ответила другая часть сознания. – Просто кому-то нужно меньше есть и больше ходить». Опершись на скальный выступ, я дала телу отдых, решив не садиться. Если не смогу встать – будет совсем позорно.
Пастухи тоже умылись и напились. Старик-проводник забурчал, доставая из котомки какую-то снедь. Марат отозвался и подошел. Раньше я не подозревала, что юноша свободно говорит и на местном наречии. Родом он был из Джатти, одного из немногих оплотов цивилизации Абустана и, разумеется, говорил на абу. За пятнадцать экспедиционных сезонов даже я немного выучила его, но горцы говорили совсем на другом языке. В нем было гораздо больше носовых согласных, и длина гласных тоже явно имела значение. Слушая короткие отрывистые фразы моих спутников, я не смогла даже выделить общих с абу корней.
Когда молодой человек подошел ко мне, чтобы вручить кусок светло-коричневой, похожей на колбасу снеди, я воспользовалась случаем прояснить ситуацию.
– Простите, Марат, к своему стыду, мне не удалось определить, к какому языку принадлежит тот, на котором общаются ваши родственники. Расскажете? – я неловко улыбнулась, рассматривая протянутый мне кусок.
– Попробуйте, это вкусно, – улыбнулся парень, – Называется н׳мбаат. Его делают из сушеных фруктов и пряных трав. А про нашу речь я подробно вам расскажу потом, хорошо? Племена, говорившие на абу, переселились на эти земли не ранее первого тысячелетия нашей эры. Мои же предки жили здесь задолго до этого.
Я кивнула, принимая ситуацию. Говорить на профессиональные темы можно часами, но наши проводники уже начинали подниматься со своих свернутых накидок, готовые продолжать поход.
Еще раз внимательно осмотрев еду, я рискнула откусить уголок. Отсутствием аппетита или разборчивостью Юленька никогда не страдала, но сейчас усталость забивала все, и есть не хотелось абсолютно. Посопротивлявшись для порядка, снедь поддалась моим усилиям, и пряный яркий вкус наполнил рот, выводя организм из оцепенения и наполняя энергией. Сладкая, но не приторная на вкус плитка по консистенции напоминала хорошо высушенную чурчхеллу, и ее нужно было довольно долго жевать. Пряности же пробуждали не хуже крепкой чашки кофе или ягод лимонника. Отгрызя еще немного, я гораздо веселее зашагала вперед.
***
Каменные ворота предстали перед нами внезапно. Открывшийся из-за скального уступа вид завораживал. По дну узкой долины со светлыми известняковыми стенами бежал широкий и быстрый пенящийся поток, пробивая себе путь среди россыпи гигантских валунов, почти перегородивших долину. Стены ущелья были высоки и отвесны, образуя узкий естественный коридор, слегка расширявшийся в конце. Там открывался фантастический вид на одну из высочайших вершин этой гряды – пик Солоницкого. Покрытая снегами гора ослепительно белела на фоне голубого неба, а над ней медленно взбиралось на небосвод солнце. На востоке, на фоне величественных гор, отчетливо виднелась пара светлых столбов.
– Иират! – восхищенно выдохнула я.
– Мои предки называли эту скалу Эррат, – словно подтверждая мою догадку, пояснил Амахсан. – Через эту долину проходят души всех людей, что рождаются и умирают здесь. Это Врата рассвета и заката. Моя бабка говорила, что в древние времена здесь стоял величественный храм
