друзьями. Они встречались в институте, ездили в экспедиции, но кроме археологии общих тем у них не было.
К этому времени остальные обитатели горной стоянки уже окружили нас. Смуглые, бородатые, все как один завернутые в цветастые шерстяные одеяла, они смотрели радостно и открыто. Улыбки не сходили с их лиц, и скоро мы сами начали улыбаться.
Я предложила выгрузить из машины привезенные продукты. Марат не забыл закупить все необходимое для родичей.
– Слушай, а тебя назвали Ашмурахом в честь того, великого? – как будто невзначай спросил Пьетро у товарища, пока мы таскали ящики и сумки из машины под хлипенький дощатый навес.
Глаза Марата потемнели. Он напрягся, так и не опустив один из ящиков на землю. Вопрос был явно неуместен.
– Можно тебя попросить, – он сглотнул и повернулся ко мне. – И вас, Юлия Владимировна… Не называйте меня этим именем. Это семейное, оно для таких вот встреч.
– Извини, Марат, ступил я! Мир? – тут же нашелся виновник неловкости. – Меня мама в детстве называла Пи-пин, сами понимаете, за что. Так что секрет за секрет.
Пьетро скорчил такую заговорщицкую рожу, что Марата сложило в приступе смеха. Инцидент был исчерпан. Вечер снова обрел ту сказочную легкость, которая так радовала меня вначале.
Мириады звезд раскинулись над головой, дрожа и мерцая в остывающем воздухе. Тихое блеяние скота в деревянном загоне и глухое позвякивание колокольцев, вкусное мясо и странная протяжная песня уносили меня далеко назад во времени. Казалось, я одна из дочерей древнего народа, что испокон веков пасет скот на склонах этих гор. Ароматное вино и яркое пламя согревали, но ночной холод, словно зверь, подкрадывался все ближе, аккуратно просачиваясь под полы рубахи. Я поежилась, и, дождавшись последней ноты песни, пошевелилась, поворачиваясь боком к огню. Это не укрылось от дядюшки Амахсана. Он покачал головой и что-то гортанно сказал Марату. Тот, кивнув, скрылся в темноте ночи.
– Ай, почтенная учитель, совсем забыл я, что ночи здесь холодные, – обратился ко мне старик. – Сейчас исправим.
– Спасибо, – смущенно пробормотала я, в глубине души надеясь, что Марату хватит ума принести из машины спальники, а не пару страшненьких пастушьих одеял.
– Скажите, почтенный Амахсан-ба, о чем поется в этой песне? Я не могу даже понять на каком языке она.
– Хорошо спросила, уважаемая! – расцвел снова в улыбке старый пастух. – Это древняя легенда моего народа, сейчас на этом языке никто не говорит. Слов я не понимаю, но моя бабка рассказывала, о чем она. Мы поем ее всегда, когда в дом приходят дорогие гости, и сердце радуется!
Пастух сделал паузу и отхлебнул вина из щербатой чашки, держа выразительную актерскую паузу. Нетерпение мое нарастало.
– Это рассказ о том, что мир приходит в дом, когда заканчивается великая битва. О том, как две силы, черная и белая, бились насмерть меж собой у Врат заката и восхода. В сражении родилась любовь. Но люди испугались, что союз двух сердец изменит мир, и разделили их. Тогда Боги покарали людей, а влюбленных обратили в птиц. С тех пор белая хранит рассвет для нашей земли, а черная – закат. Лишь раз в тысячу лет им дано снова повстречать друг друга, и, быть может, обрести счастье.
– Красивая легенда, – протянула я и, видимо, нотки разочарования прокрались в голос.
Пастух сокрушенно покачал головой, бусины на концах его косиц зашелестели.
– Ты не веришь в такое? – протянул он.
– Это прекрасная история, конечно, – постаралась объясниться я, – но подобные сказания встречаются у многих народов.
– Ай, почтенная! – старик всплеснул руками, а остальные пастухи, соглашаясь с ним, закачали головами. – Белая и черная птицы правда живут у западных врат. Каждый, кто был там, видел это. И если их нет – жди беды!
– Дядя, – подал голос вернувшийся Марат, который, к моему облегчению, принес из машины спальники, – ты говоришь про то ущелье, куда мы в прошлый раз не успели добраться? Может, хоть сейчас получится?
– Да, Ашмурах-джан, и я готов отвести всех вас туда завтра. Хочу, чтобы уважаемая руководитель тоже увидела это!
Мое неверие, оказалось, сильно задело старика.
– Спасибо, будем только рады посетить священное место, – поскорее заверила пастухов я.
– Дядя говорит, там есть знаки, похожие на письмена, – шепнул мне Марат, отдавая спальник. – Я давно хочу на них взглянуть. Будем надеяться, что это не просто следы эрозии.
Внутри зажглось любопытство, которое в ту ночь не дало мне заснуть. Выбравшись из машины (мы с Пьетро не решились ночевать в шатре гостеприимных хозяев), я подошла почти к самому обрыву и окинула взглядом открывающуюся долину.
Где-то там внизу легкой серой полосой исчезала в ночи лента дорожного серпантина, поглощенная тенями деревьев. Иссиня-черное небо, расписанное блестками звезд, уже светлело на востоке и западе, окрашиваясь розовым золотом. Издалека, наверное даже с соседней гряды, донесся крик неизвестной мне птицы, наполнив молчаливую ночь тоскливыми таинственными звуками. В ответ ему с нашей стороны заухала сова. Ледяной воздух пробирался под спальник, но я не уходила. Интересно, где же в этих тенях сокрыта долина из песни? Нетерпение обжигало, хотелось поскорее увидеть загадочные письмена и птиц. Только бы все это не оказалось уловкой, чтобы привлечь туристов к очередному «месту силы».
Внезапно я увидела легкие быстрые силуэты, кружащиеся по светлеющему бархату небес. Они стремительно проносились над моей головой, разворачивались и растворялись на юго-западе, следуя вдоль долины. «Черная птица» – всплыло в голове. «Нет, это просто летучие мыши, наверняка они», – тут же нашел объяснение голос неумолимой логики.
Совсем продрогнув, я все же загнала себя в железное нутро машины. Пьетро сладко спал на разложенных сиденьях, закутавшись в спальник с головой. Мне, как самой низкой, досталось место за рулем. Я попыталась угнездиться, но закрывать глаза не хотелось. Разгорающийся восход уже начал золотить горные вершины, и ночные тени потихоньку отступали. Нестройный птичий хор зазвенел в ледяном предрассветном воздухе, словно прославляя восходящее светило, а оно, окрашивая в розовое золото темные склоны гор, лениво поднималось на небосвод. На секунду мне показалось, что вдалеке я слышу скрип колодезного ворота, тяжелое постукивание, лай, людские голоса просыпающегося южного города… Сон тихо прокрался в явь, окутав своими мягкими крыльями.
***
Не успела я сомкнуть веки, как меня разбудили. Перед машиной, облаченные все в те же цветастые накидки, стояли Амахсан-ба, Марат и еще
