из-за его плеча ударила короткая очередь. Стрелял младший сержант спецназа военной разведки Белов, заместитель командира взвода. Этот парень вместе с капитаном СОБРа сопровождал Манапа Мансуровича и показывал ему содержимое пещеры. Сами сотрудники СОБРа в операции не участвовали, поэтому не знали, на что следует обратить внимание.
Следом за очередью раздался слегка истеричный предсмертный вскрик бандита, похожий на громкий выдох. После этого не прицельно выстрелил подствольный гранатомет. Видимо, в судороге боевик успел нажать на спусковой крючок.
В госпитальной послеоперационной палате Омаханов лежал вместе с тем самым младшим сержантом, который спас его от прямого попадания гранаты в грудь. Это потом уже Манап Мансурович был переведен в офицерскую палату, и они больше почти не виделись, разве что в коридоре случайно встречались. Но тогда, после операции, младший сержант, едва вернувшись в сознание, успел рассказать, как он стоял за спиной старшего следователя и увидел, как у того на голове поднялась форменная фуражка. Майор юстиции тогда уверял, что сам в тот раз чувствовал, как у него зашевелились волосы.
Младший сержант все понял и сразу после этого увидел в темноте ствол автомата. Фонарик был в руке у капитана СОБРа и светил в другую сторону. Человека за камнем заместитель командира взвода не видел и дал очередь наугад.
Но граната все же была выпущена и попала в камень-валун, находившийся за спиной младшего сержанта. Осколки срикошетили, слегка погасили в связи с рикошетом свою начальную скорость, но все же ударили спецназовца в руки, не защищенные бронежилетом, и в ноги. В результате одну ногу ему пришлось ампутировать, там была перебита бедренная артерия.
Однако младший сержант нечаянно закрыл своим телом старшего следователя, который был без бронежилета. Поэтому осколки гранаты ВОГ-25 попали Омаханову только в ноги и в позвоночник. Врачи долго извлекали их. После этого Манап Мансурович с большим трудом садился и вставал, а у себя в кабинете даже сделал сам себе конторку, за которой после госпиталя работал стоя. От ухода на инвалидность ему, слава Аллаху, удалось отвертеться.
Это был первый случай, когда у него волосы на голове зашевелились. Во второй раз такое произошло, когда Манап Мансурович начал читать свое интервью, наконец-то появившееся в интернет-портале. Тогда же подумал, что шевеление волос на голове произошло не случайно. Значит, будут последствия, к которым следует подготовиться.
Единственное, что было правдивым в тексте, так это ответ на вопрос, почему старший следователь по особо важным делам, человек с громадным опытом следственной работы, до сих пор носит на погонах всего по две большие звездочки, хотя и по выслуге лет, и по опыту ему давно пора уже быть полковником.
– Брат-близнец, думаю, виноват, – сказал Манап Мансурович. – Он у меня авторитетный уголовник. За драки еще по малолетке сидел, а старше стал – за грабежи и за поножовщину, квартирные кражи. Одним словом, отпетый. Из-за него меня и тормозят в инстанциях.
Дома Манап Мансурович еще несколько раз перечитал свое злосчастное интервью, если его можно было назвать таким. Еще до того как жена позвала его и младшего сына ужинать, он принял решение, как себя вести, если начальство будет спрашивать про интервью. Подполковник юстиции нисколько не сомневался в том, что это обязательно произойдет.
Так оно и случилось. С самого утра, в начале рабочего дня, подполковника Омаханова пригласил к себе в кабинет полковник Нияз Муслимович Гаджигусейнов, начальник отдела, в котором трудился старший следователь.
– Так что ты насчет всего этого скажешь? – без разбега, с места в карьер помчался горячий полковник.
Вообще-то по жизни Гаджигусейнов был мужчиной хладнокровным и вдумчивым и, как правило, не позволял себе пороть горячку. Но Манап Мансурович догадался, что полковника предварительно настропалили. Сделать это мог, естественно, только сам генерал Щуров. Тогда и подполковнику Омаханову следовало, пожалуй, ждать вызова от начальника управления.
– Насчет чего, Нияз Муслимович? – совершенно невинным тоном поинтересовался старший следователь по особо важным делам.
– Ты что, интернет не смотрел еще? – с удивлением осведомился полковник, но обороты в разговоре уже сбавил.
– Что-то уже посмотрел. Основные новости.
– А тем, что сам наговорил, уже и не интересуешься?
– А что, товарищ полковник, извините, я наговорил? – полюбопытствовал подполковник Омаханов с прежней невозмутимостью.
– Садись за компьютер, сам посмотри. – Нияз Муслимович покинул свое кресло, уступил место подполковнику.
Тот обошел стол по полукругу, садиться, согласно своей всем известной привычке, вызванной физическими возможностями, не стал, но монитор все же развернул, чтобы было удобнее смотреть стоя. Только после он защелкал компьютерной мышкой, читал долго, как будто в первый раз с материалом знакомился, после чего выпрямился во весь свой большой рост и сделал вид, что сильно задумался, хотя все прикинул заранее.
– Прочитал? – спросил Гаджигусейнов.
– Прочитал, – утвердительно ответил подполковник.
– И что ты теперь насчет всего этого скажешь? – повторил почти в точности полковник вопрос, которым встретил Омаханова.
– Только одно могу сказать. Эти люди использовали мое имя с какой-то собственной целью.
– Ты же опытный следак. Сам должен знать, что каждое твое утверждение должно быть подкреплено уликами и доказательствами. – Гаджигусейнов не слышал, что сказал Омаханов перед этим или выложил заранее заготовленную фразу.
Он просто не мог не произнести ее, потому как ему казалось, будто в ней было отражено все, что зацвело и созрело в его голове.
– Она меня пыталась спросить, но я ничего такого не говорил, – сказал подполковник Омаханов.
– Эта девица запись разговора вела? – прямо спросил полковник Гаджигусейнов.
– Скорее всего, вела. Я стоял за своей конторкой, боком с ней. Она сидела за столом. На столе перед ней лежал смартфон. Кажется, диктофон в нем был включен.
– Так был включен или нет? Ты же профессионал, должен знать точно.
– Я же не в спецназе ГРУ служу, чтобы восстанавливать в памяти прошлые события. Их же этому долго учат, да и то не у всех, я слышал, получается. – Омаханов неожиданно для себя вскипел, но тут же успокоился, потому что нашел, как ему казалось, решение, которое должно было устроить и начальство, и его самого. – Я у себя в кабинете еще несколько раз интервью перечитаю, если знакомые фразы из своего лексикона найду, значит, запись велась. А что, это принципиально важно? – Манап Мансурович был точно уверен в том, что запись была, но хотел, чтобы о ней заговорил именно полковник, со стороны подсказывающий решение.
– Еще как важно! Если запись найти, можно будет подать в суд на интернет-портал за клевету. Если ты действительно этого не говорил, конечно.
– Понял. Попытаюсь связаться с их главным редактором и добыть запись, – пообещал Манап Мансурович начальнику.
