переосмысление трудовой действительности в развлечение, одни и те же приемы поэтики, близкие друг к другу художественные образы. Иными словами, понятие «жанр» должно иметь под собой какое-то устойчивое, прочное и непреходящее основание, и таким бесспорным основанием является для каждой песни сочетание трех факторов: специфики определенной общественной функции, особенностей идейного содержания и особенностей художественно выразительных средств.
Пряди, моя пряха,
Пряди, не ленися.
(Иванов Е. П. Русский народный лубок,
М.—Л., 1937, с. 92, л. 31).
И если принять это положение, то наша традиционная народная бытовая песня окажется не монолитным жанром, а комплексом: она разделится на четыре основных жанра.
1. Песни лирические — самые многочисленные и распространенные — передают задушевные эмоции человека, интимные переживания, радости и горести; их можно разделить на две группы— «протяжные» и «частые». В «протяжных» — большая эмоциональность содержания, выражающаяся внешне во вставных возгласах, восклицаниях, вздохах, паузах; очень часто — отсутствие стройного сюжета и наличие только отдельных фрагментарных элементов его, намекающих на невысказанный, иногда очень глубокий подтекст; особенности поэтического языка «протяжных» песен — неторопливый «распетый» стих с повторениями фраз, полуфраз и отдельных слов; теснейшая связь стиха с ритмической структурой медленного, богатого подголосками напева; отсутствие припевов, рифм. Для лирической же «частой» (или «скорой», «веселой») песни характерно веселое, бойкое, нередко юмористическое или сатирическое содержание, четкий, чеканный ритм, короткие стиховые строки, короткие музыкальные фразы, припевы, рифмы. Под «частые» лирические песни веками плясала и веселилась русская деревня.
2. Песни величальные прославляют человека-труженика в особо торжественные моменты его трудовой и личной жизни; их напев — обычно типа ритмо-интонационной формулы, т. е. многократно повторяемой одной и той же музыкальной фразы, определенным образом построенной, на которую ложатся четкие, нераспетые строки нарядного текста, украшенного множеством сравнений, метафор, символов, изысканных эпитетов и другими приемами фольклорной поэтики; величальные песни можно встретить и среди традиционных календарных, и среди игровых, и среди свадебных.
3. Песни игровые переосмысляют явления трудовой действительности в развлечение; их особенность — драматизированная форма, наличие хотя бы очень несложного и примитивного сюжета, простота и обыденность лексики; игровые песни встречаются среди календарных, вечериночных, свадебных.
4. Песни заклинальные, наиболее древние и потому редко встречаемые в старых и новых записях фольклористов, по замыслу их авторов, должны были помогать человеку в трудовом овладении природой и сношениях с невидимыми силами судьбы; заклинательные аграрные исполнялись в старой деревне обычно коллективно и носили характер четких, немногословных императивных обращений к объектам, от которых требовалось то или иное действие в пользу человека (к солнцу, земле, дождю, туче, радуге — «дай», «помоги», «вырасти», «согрей» и т. п.).
Других назначений у традиционной бытовой народной песни нет[2].
Хорошо! Четкие, непреходящие признаки могут дать понятие о жанре песни. А по каким соображениям можно назвать песню народной?
Соображений этих у фольклористов много, и не все онп совпадают друг с другом. Но как бы то ни было, один из первых критериев тут — верность национально-поэтическим традициям. Народна только та часть национального русского песенного репертуара, которую и сегодня, как прежде, составляют произведения, созданные коллективом, им принятые, обусловленные историческим опытом, бытом, переживаниями и эстетическими потребностями не одного, а целого ряда поколений. А сегодня при наименовании той или иной песни «народной» все это не всегда учитывается и заменяется представлением о популярности того или иного произведения, хотя бы оно не имело никаких идейно-художественных черт, свойственных традиционной народной песне. Фольклор по происхождению нередко смешивается сегодня с фольклором по бытованию, а бытование это порою весьма неустойчиво: и кратковременно, и ограничено в своем географическом диапазоне. Подлинная же народная песня, кроме ряда других характерных черт, должна обладать большой жизнеустойчивостыо, не ограниченной двумя-тремя десятилетиями, и более широким народным признанием. Поэтому какие бы репертуарные дополнения (закономерно обусловленные той или иной проходящей эпохой или специфическими интересами той или иной социальной группы) ни включались в песенный обиход советской деревни и города, как бы широко ни распевались какое-то время и ни включались бы в этот обиход, — сегодня они еще не «народные» песни: должно пройти определенное время для их признания.
Конечно, понятие «народная» песня постепенно меняется соответственно с изменениями того содержания, которое в разные эпохи вкладывается в понятие «народ». Песни, принесенные в репертуар деревни последними предреволюционными десятилетиями или созданные в нашем недалеком прошлом в качестве песенного «ширпотреба», дядя Ларион презирает. Но мы, сегодняшние фольклористы, не имеем права исключать их из нашего поля зрения. Эти песни должны записываться нами так же, как и традиционный репертуар. Они — тот новый слой массовой народной песенности, из которого, возможно, немало будет взято для народной песенной культуры будущего. (Ведь и сегодняшняя традиционная песня становилась «народной» не сразу — оттачивалась и отрабатывалась не десятилетиями, а веками). Но сегодня эти песни еще не народные.
А между тем их много. Самые разнообразные по качеству произведения (из которых очень большая часть, прожив некоторое время в репертуаре города или деревни, забылась и ушла из народного обихода) занимают страницы массовых песенников середины XIX — начала XX в., когда особенно обильно хлынула в народ волна песен, художественные качества которых далеко не всегда оказывались на должной высоте. Их родные правнуки — такого же поэтического достоинства, только на другие темы — сегодня звучат с эстрады, передаются по радио в качестве «народных» песен и путают представление слушателей о подлинном народно-песенном искусстве.
И возникает настоятельное желание — высвободить прекрасную традиционную народную песню из кучи шлака; разобраться в ее тематике, сюжетах, в том сложном пути, который она проложила в веках, украшая быт русского общества на различных этапах его исторического развития, передавая помыслы, чувства, социальные и личные переживания миллионов русских людей; подумать о том месте, которое она должна занимать в нашей художественной культуре сегодняшнего дня.
Да, конечно, традиционные песни — архаика. Мы, фольклористы-«песенники», подходим к ним сегодня, как современные зодчие к архитектурному ансамблю Кижей, к каменным сказкам Суздаля, Ярославля, Владимира или как художники к фрескам Ферапонтова монастыря и иконам Рублева. Древние русские соборы и монастыри, деревянные и каменные палаты в городах Киевской и Московской Руси, древние башни и стены крепостей на пограничных русских рубежах — все это — прошлое, вокруг которого закономерно поднялось к нашим дням множество построек, росписей и других произведений искусства совсем иных стилей, совсем иных эпох. Сегодня мы строим не так, не так рисуем и пишем. Но красоте нашего прошлого изумляется весь мир. И мы, потомки, гордимся мастерством наших умельцев-прадедов, которое говорит о громадной самобытной культуре, о
