– Волчак и есть. Со мной Володя Савичев и Ка-мыкваль. Помнишь новенького с Чукотки?
– Давайте ко мне! – Дед махнул рукой.
И трое солдат, пригнувшись, подбежали к окопу и прыгнули вниз.
Друзья обнимали друг друга, хлопали по плечам.
В окопе стало тесно. От ночных гостей пахло махоркой, кожей, ружейным маслом. И еще от них пахло травой и землей.
– Как твоя маманя, Володя Савичев? – расспрашивал друзей дед. – А ты, Камыкваль, письма с Чукотки получаешь?
– Приходит почта… мало-долго.
И тут старшина Волчак спросил деда:
– Ты-то как здесь очутился? Ведь тебя убили…
– Внук потребовал, чтобы я его на войну сводил. Пришлось подняться. Знакомьтесь.
С этими словами дед подтолкнул вперед Серёжу.
– Молодец, сеголеток! – похвалил Серёжу старшина Волчак. – Смотри и запоминай, какая она – война. А то все мы погибнем, некому рассказать будет про нас. Верно?
– Верно-то верно, только пуля-дура не разбирается, где взрослый солдат, а где малец. Тебе не страшно? – спросил Володя Савичев Серёжу.
– Нет! – ответил мальчик. – Только когда солдаты полегли, страшно было.
– Это всегда страшно, даже не таким, как ты, – согласился с мальчиком старшина Волчак.
Все помолчали. Послушали тишину. И тут старшина спросил деда:
– Что же ты окоп на ничейной земле выкопал?
– Не сориентировался, – ответил дед. – Решил, что село Кадушкино наше, а оно оказалось у фашистов.
– Отобьем Кадушкино у врага, – твердо сказал старшина. – Сейчас разведаем огневые точки… Ну, друг, нам пора. Счастливо оставаться!
– Я с вами! – решительно сказал дед.
– И я! – подхватил Серёжа.
– Отставить! – скомандовал старшина. – Маню-шин пойдет. А ты, сеголеток, останешься в окопе.
– Подождешь на берегу, да? Пока мы вернемся, да? – сказал чукча Камыкваль, хотя здесь никакого берега не было.
– Вперед! – прозвучала тихая команда старшины.
Четыре разведчика перевалились через бруствер окопа и слились с темной ночью. Словно их и не было.
Серёжа остался один.
Так это случилось! Так произошло!
Всю ночь Серёжа ждал возвращения деда и его боевых товарищей – старшины Волчака, Володи Савичева и новенького Камыкваля.
Глаза слипались, и несколько раз мальчик засыпал. Но солдатский сон короткий, Серёжа тут же просыпался, всматривался в мутную тьму туманной ночи и прислушивался.
Сырой ветер касался его лица, а над головой неподвижно стояли звезды, словно внимательно наблюдали за тем, что происходит с четырьмя разведчиками.
На рассвете дед вернулся. Без товарищей. Один.
Выплыл из тумана, с трудом перевалил через бруствер, упал на дно окопа и долго лежал без движения. Серёжа заметил, что рукав дедовской гимнастерки был темным от крови. И вспомнил санитарку, похожую на мать.
Дед лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал, ему не хватало воздуха. Серёжа стоял над раненым и все не решался заговорить. Он никогда не видел деда таким бледным и бессильным, не знал, как помочь раненому солдату. Никто не научил его этому.
Наконец дед нашел в себе силы и оторвал голову от земли.
– Наши все погибли, – хриплым голосом сказал он и тихо застонал от боли. – Сперва на мину наткнулся старшина Волчак. Так рвануло, что костей не соберешь… Потом обнаружил себя Володя Савичев. Фашист дал длинную очередь. А ему одной пули хватило. Дальше мы поползли вдвоем с Камыквалем. Долго ползли. Всё село Кадушкино исползали. Все огневые точки нанесли на карту. А когда возвращались… фашист три снаряда выпустил. Камыкваль у меня на руках умер. «Да-алеко-долго до Чукотки», – прошептал и отошел… Мне тоже осколок достался от тех трех снарядов.
Дед прижался щекой к земле окопа. Затих.
– Дед, а умирать на войне больно? – неожиданно спросил Серёжа.
– Умирать везде больно, – не открывая глаз, ответил дед.
– Как же они терпели?
– Тут выбора нет… Я все думаю, напрасно ты на войну пришел.
– Не напрасно, – через силу ответил мальчик.
– Посмотреть войну и в кино можно. Здесь не смотрят – всё на себе испытывают.
Дед замолчал. А Серёжа стоял рядом, смотрел на раненого деда и думал. Значит, и его будет испытывать война. Значит, и ему будет больно. Как деду.
– Болит? – тихо спросил Серёжа, хотя сам видел, что болит.
– Не в этом дело, – сказал дед. – Надо доставить в полк разведданные. А сил, сам видишь, нет.
Он уронил голову и закрыл глаза. И Серёжа слышал, как дед скрипнул зубами, чтобы не застонать от боли.
– Я сбегаю в полк, – неожиданно предложил мальчик.
Но дед покачал головой:
– Не пущу!
– Но ведь ты не можешь! – сказал Серёжа.
– Я… не дотяну.
– А я мигом!
– Мигом не получится, – покачал головой дед. – Здесь, на войне, все с головой делать надо… До рощи ты доползешь. А там деревья тебя укроют. Вот разведданные. За них три моих товарища жизнь свою отдали.
С этими словами раненый солдат протянул Серёже клочок бумаги.
Серёжа сжал бумагу с
