верил в божественность своего Карла, и в свою божественность! — ведь он служил венценосному посланнику Света на Земле!
Этот Свет опалил столько зла, и сотворил столько добра!
— Мой король! — беззвучно, одними губами, сквозь праведные слезы, шептал двенадцатилетний барабанщик, влюбленно пожирая глазами своего Карла, стоявшего во главе войска и благородно склонившего красивую голову. И вся армия до последнего ветерана гвардейца, точно такими же безгранично преданными взглядами пожирали своего короля, готовая убить всех за короля и умереть без страха за короля!
Вот какая армия шла на Россию! Вот с какой силой предстояло встретиться русскому солдату. И мало кто так серьезно понимал эту силу, как царь Петр, которого очень скоро весь мир назовет Великим.
И утром, после молитвы, 1-го сентября 1707 года, Карл XII выступил в свой самый главный и самый безумный поход — поход, уничтоживший не только саму шведскую армию, но и саму Швецию. Никогда более Швеция не станет той, какой она была. Этот поход, обещавший Швеции мировое владычество, приведет ее к разрухе и нищете. Она потеряет половину своих земель, и превратиться в жалкое зависимое от властолюбивой Европы второсортное государство.
* * *
— Я хочу есть. Я очень сильно хочу есть. Но я никому об этом не скажу. Я шведский солдат. Я избран Богом… я очень сильно хочу есть, — всё так же беззвучно, всё так же одними губами говорил маленький барабанщик, взглядом цепляясь за спину впереди плетущегося старого барабанщика. Никто не должен слышать его маленького голоса, никто не должен знать, что он хочет есть. Он швед, он солдат, он идет покорять Московию. Впереди — его король. А еще впереди вкусный хлеб и кусок жареной свинины, что зажарит для него московитская девка, а перед этим она вымоем его ноги и будет стоять на четвереньках, пока он будет жадно жевать этот сочный кусок этой сочной свинины…
Впереди река. Еще одна река. Еще одна переправа. Маленький барабанщик знал, что никакого моста не будет, подлые московиты не принимают честного боя, когда смелые и доблестные шведы обнажают свои острые клинки, московиты бегут. Они лишь сжигают мосты, и стреляют из своих подлых пушек. Каждая переправа — уносит много жизней доблестных шведов. А когда шведы сквозь пули и ядра добираются до берега — московиты бегут. И здесь всё будет тоже — знал заранее маленький барабанщик.
— Пригнись! — старый гвардеец с силой уронил маленького барабанщика на землю, и прямо над головой пролетело ядро. И взрыв. И чей-то вскрик. Еще один доблестный швед ушел ко Христу.
— Подлые московиты! — закричал маленький барабанщик, — сражайтесь честно!.. ему ответили еще друг за другом четыре выстрела…
* * *
Минул год, как этот повзрослевший ребенок, еще не знающий бритвы, бродит по обезлюдевшим лесам, полям и болотам Польши. Его встречают опустевшие деревни, где нет даже воды (колодцы завалены землей), где нет и куска плесневелого хлеба… нет ничего пригодного в пищу. Вообще ничего! Точно и звери покинули эти проклятые места! И каждую ночь, когда он опускал на походный тюфяк свою отяжелевшую от похода и холода детскую головку, он вздрагивал, ожидая увидеть звериные лица страшных азиатов. Они набрасывались, стреляли, кололи и скрывались во тьме. Как дворовые псы в его родной деревне, когда видят чужака, забегают сзади, кусают за ногу и отскакивают, не принимая честного боя! так вели себя эти подлые московиты! Они сторонились открытого боя, они нападали внезапно исподтишка и они сжигали всё, что было на пути богоизбранной шведской армии.
Наступило утро 14 сентября уже нового 1708 года.
Впереди Смоленск. Еды на один день. Фуражу — на два. Да, впереди Смоленск… но голодному солдату не дойти до Смоленска.
Маленький барабанщик видел, как его король вместе с генералами стоял возле своей палатки и говорил, маленький барабанщик слышал каждое его слова. Сначала говорил генерал Рёншильд. Он сказал, глядя на запад:
— Мой король, нужно или возвращаться в Саксонию или…
— Идти на юг, — услышал маленький барабанщик твердый голос своего короля. — Идти на юг, — повторил король. — В богатую хлебом Украину. Гетман Мазепа обещал 35 тысяч казаков — они ненавидят московитов. Они ждут нас. Они накормят мою армию хлебом. Мы перезимуем у гетмана, дождемся крымского хана. Он, знаю, готов выступить с пятидесятитысячным войском. Дождемся с обозом генерала Левенгаупта. И с весной войдем в эту проклятую Москву. И я лично подожгу фитиль к бочке с порохом, и мои глаза насладятся видом разлетающегося на куски Московского Кремля. Мы поворачиваем на Украину.
— На Украину, — мечтательно повторил за королем маленький барабанщик, — где много вкусного хлеба, — и невольно голодная слюна застряла в маленьком горле. Хотелось есть. Хотелось хлеба.
* * *
— Ну что, Данилыч, как там наш Карлуша? — Петр Алексеевич явно в благодушном настроении потрепал уставшие от парика засаленные волосы своего верного князя Меншикова. Князь только из похода, не переодевшись, вошел к царю на доклад. Царь как раз трапезничал; и без церемоний, скинув на пол надоевший парик, тут же подхваченный расторопным слугою, Александр Данилович Меньшиков плюхнулся за стол и схватил первый приглянувшийся ему кусок мяса:
— Скоро лошадей, мин херц, жрать начнет, если не одумается наш Карлуша, — отвечал князь и здоровыми зубами откусил здоровый кусок нежнейшей свинины.
Мудрый русский царь, сделал с Карлом то, что спустя сто лет повторит Кутузов с Наполеоном — лишил врага провианта. Не принимая (и это был наистрожайший приказ царя!) открытого сражения, русские войска, на каждой переправе изнуряли шведа: били ядрами и пулями. Так били, что швед выл от ярости. А когда выползал на восточный берег, Меньшиков и был таков. И так до следующей переправы, — словом, игрался наш Данилыч со шведом, как веселый парень с наивными девками — свое получил, а о женитьбе и речи не было! И все деревни князь опустошал: людям приказывал в лесах хорониться, и скотину и хлеб с собой забирать, а что нельзя забрать — жечь. А чтоб народ не грустил о потерянном, платил за сожженный хлеб деньгами — на то царь Петр особую статью выделил. И народ оставался если и не доволен (кто войне доволен будет?), то уж не в накладе. Тем более что те, кто в леса не уходили, терпели такое от голодного шведа, что сами в леса бежали и без всякого царева указа, жгли шведу пятки при любом случае. Карл не успевал войти в деревню, а из деревни были выведены в леса все люди, колодцы засыпаны, хлеб и скот или забраны или
