— Зимовка Парри — Неудача Джона Росса — Слабость в команде Бака — Джеймс Кларк Росс — «Эребус» и «Террор»
Открытие Северо-Западного прохода в Индию и Китай всегда считалось истинно британским делом, — такими словами Джон Барроу, второй секретарь Адмиралтейства, провозгласил вступление Британии в великий век полярных исследований. В XIX столетии, в эпоху выдающихся географических открытий перед Британией стояли две задачи: во-первых, доказать существование Северо-Западного прохода (то есть возможности успешного плавания из Атлантики в Тихий океан вокруг северной оконечности Америки). Во-вторых — добраться до Северного Полюса. Понадобилось всего несколько десятилетий, с 1818 по 1876 год и десятки кораблей Королевского флота достигли Ледовитого океана. За этот период на карте Арктического архипелага, представляющего собой лабиринт из суши и льда, расположенного к северу от Америки, практически не осталось белых пятен.
Во многих отношениях это было время триумфа географических и научных достижений. Однако, несмотря на огромные затраты и приложенные усилия, Королевский военно-морской флот не выполнил до конца ни одной задачи, поставленной перед ним парламентом. Когда в 1876 году вернулась последняя британская арктическая экспедиция, газеты пестрели заголовками: «Полярный провал…». Ни одному кораблю не удалось пройти по Северо-Западному проходу, и ни один из них не достиг Северного Полюса. Эти трофеи впоследствии достались другим. Только в 1905 году норвежец Руаль Амундсен завершил первое удачное плавание по Северо-Западному проходу, а о покорении Северного полюса в 1909 году объявил американец Роберт Пири.
Возможно, судебно-медицинские исследования человеческих останков участников пропавшей экспедиции объяснят причины неслыханных неудач того времени?
Безусловно, трагическая судьба экспедиции сэра Джона Франклина привела к сокращению арктических исследований: исчезновение двух кораблей вместе с экипажами долгое время будоражило всю Британию. А ведь неудачи постоянно преследовали и менее крупные экспедиции. И хотя последствия оказывались не такими масштабными, а обстоятельства — не столь таинственными, как у Франклина, гибель людей была такой же страшной и необратимой.
Все время в свидетельствах участников экспедиций встречалось одно и то же слово. Оно не указывало ни на одну из привычных северных опасностей. Люди словно переставали замечать ледяные капканы, полярную ночь, страшных белых медведей и мороз -50 °F (-46 °C).
Это слово — «немочь».
Во время морской экспедиции 1836-37 гг. капитан Джордж Бак жаловался на «утомление», «бессвязную речь» и «немочь» своего экипажа. Десятью годами позже сэр Джеймс Кларк Росс рапортовал, что многих из его людей «нельзя использовать из-за утомления и немочи». В 1854 году капитан Джордж Генри Ричардс писал о «всеобщей слабости», поразившей его команду, а в 1859 г. все члены экспедиции капитана Леопольда Мак-Клинтока на борту судна «Фокс» свалились от «немочи».
Список можно продолжить и дальше. И во всех рапортах упоминается одно простое слово.
Сначала Джон Барроу из Адмиралтейства верил, что Северо-Западный проход легко преодолим, и рассчитывал, что он будет освоен за считанные месяцы. Никто и не предполагал, что на пути британских исследовательских амбиций возникнет такое препятствие, как океан льда.
Эти надежды рухнули уже в 1818 году, когда капитан Джон Росс вошел в пролив Ланкастер. Как потом оказалось, он и являлся настоящими воротами морского прохода. В первых отчетах капитан ошибочно обозначил его как залив, а потом усугубил свою ошибку, назвав «залив» в честь Барроу, его именем. Позже в 1819 году Барроу напутствовал двадцативосьмилетнего лейтенанта Уильяма Эдварда Парри с экипажами двух кораблей, «Хекла» и «Грайпер», пожеланием завершить то, что «Россу — из-за непонимания, безразличия или неспособности — выполнить не удалось».
Парри вошел в пролив Ланкастер и с попутным ветром двинулся на запад. Огромная, неизведанная водная гладь открылась перед двумя кораблями. Офицеры и матросы целый день не спускались с мачт. Парри, как истинный джентльмен эпохи Регентства, пытался скрывать собственное волнение, но все же записал в журнале о «тревоге до замирания сердца… заметной на каждом лице». «Хекла» и «Грайпер» курсировали мимо отвесных скал и слоистых гребней острова Девон то с севера, то с юга, затем прошли несколько протоков, которым Парри по ходу движения раздавал названия: пролив Адмиралтейского Совета, Адмиралтейский пролив и пролив Принца Регента. А для Барроу он приберег особую честь, дав проливу к западу от острова его имя. Таким образом, пролив Ланкастер открывал путь в пролив Барроу.
Парри помогла чистая случайность. Его корабли медленно протискивались между глыбами льда на запад. Когда лед окончательно преградил им путь, они решили перезимовать на скалистом острове с высотами до 1200 футов (370 метров), носящем имя виконта Мелвилла, первого лорда Адмиралтейства. Поначалу Парри надеялся, что проход освободится ото льда уже следующим летом. Он тогда не догадывался, что нечаянно вторгся в вечное царство льда, и начал это осознавать только к середине полярной зимы, когда температура стала опускаться до -55 °F (-48 °C). Парри понял, что неоправданно рискует, и попробовал найти путь к отступлению, назвав его «План путешествия от северного побережья Америки по направлению к Форту Чипевайян, если будет такая мера необходимой, в качестве последнего средства».
Вне всяких сомнений, он понимал, что план может оказаться бесполезным. Ближайшие торговцы пушниной из Компании Гудзонова залива находились на расстоянии более 700 миль (1130 км), и для этого еще нужно было пересечь одну из самых холодных пустынь на Земле.
В сложившихся обстоятельствах лейтенант Парри тем не менее принял единственно верное решение. Наступило 1 октября, и он «немедленно и властно», в преддверии полярной зимы, занялся обеспечением безопасности судов и пополнением запасов продовольствия. Ответственность, как писал сам Уильям впоследствии (скорее ради точности, нежели хвастовства), «впервые возложенная на каждого офицера Военно-морского флота Ее Величества, может на самом деле считаться редким явлением за всю историю мореплавания». С рвением Парри занялся мерами по защите от цинги. Он отправил на промысел охотничьи партии и отдал приказ, гласивший, что «каждое убитое животное считается общественной собственностью; и, как таковое, должно регулярно выдаваться, как и любая другая провизия, без малейшего различия — будь то в кают-компанию офицеров, будь то к столу матросам». Кроме того, Парри особенно строго следил за соблюдением пищевого регламента, только недавно введенного Королевским флотом: каждый член экипажа был обязан выпивать ежедневную порцию лимонного сока, приготовленного из свежих плодов. Процедура проходила в присутствии офицера, который должен был лично убедиться, что кислый, сводящий скулы напиток выпит сопротивляющимися матросами. Точно так
