количеству выкуренных сигарет, они здесь уже час, как минимум.
— У меня дежавю, чувак, — Стайлз невольно ёжится со сна, обхватывая себя руками.
Хейл ловит этот жест взглядом, но ничего не говорит. Снова затягивается, а затем медленно отводит руку и забирает куртку, закидывая её себе на плечо, подцепив пальцами свободной руки за петлю. Пачка «Мальборо» кочует в карман джинс.
Несколько секунд Стилински смотрит на освободившееся место, будто взвешивая все «за» и «против». А потом со вздохом садится, уткнувшись пятками в передний спойлер, а локтями — в разведённые колени. Он долго рассматривает какое-то сухое дерево на горизонте, больше похожее на вывернутый корень с пучками колючек на ветках.
Здесь красиво. И воздух немного рябит от нагретой за день земли.
Стайлз не против просидеть здесь ещё один сеанс успокоительной терапии в тишине от Дерека Хейла, но зачем-то говорит какую-то чушь. Просто чтобы сказать.
— Надеюсь, ты не наврал Скотту, что повёз меня домой, потому что в этом случае ситуация попахивает похищением.
Он уверен, что ответа не получит. Судя по всему, зря.
— Я ничего ему не говорил.
— Хм. Тогда это точно статья, чувак.
— У меня есть ещё два дня, пока ты не начал числиться официально пропавшим без вести, — мрачно говорит Дерек, и Стайлз знает, что уголки губ Хейла не дрогнули даже в подобии на улыбку.
Такой у него юмор.
Стилински кивает и невольно думает о том, что скоро он и без похищения пропадёт без вести. Эта мысль отдаёт ноем в груди, а сердце тут же сжимается. Страх тяжело контролировать.
Дерек поворачивает голову, и Стайлз понимает, что его главный эмоциональный детектор доложил Хейлу о том, что хозяин медленно падает в свою вырытую за неделю пустынную дыру где-то в районе сердца.
— Ты собираешься прекратить это?
Удивлённые глаза уставляются на Дерека.
— Что прекратить?
— Бояться.
— О, боже, чувак, — смеётся Стайлз, и этот звук больше похож на тявканье больной лисицы. — Отъебись, ладно?
— Ладно, — Дерек безразлично жмёт плечами и отбрасывает бычок, который падает на пыльную землю и медленно дотлевает, исходя тонким ручейком дыма. Стайлз следит за ним, и сам чувствует, насколько больной у него взгляд.
Не бояться. Как прекратить бояться?
Как будто Хейл понимает что-то в этом. Как будто он имеет право говорить это таким спокойным тоном, как будто он, к чёртовой матери, уже умирал.
Стайлз умирал. Он помнит, каково это. Он помнит лёд в своём теле и помнит, как медленно останавливается сердце. Это не может быть не страшно. Это ощущение, будто смерть вот-вот снова придёт за ним.
Темнота в сердце, которая расползается иногда по всему сознанию настолько, что реального мира просто не видно сквозь эту завесу. И те образы, что живут в ней. Это и есть причина, по которой умирать настолько страшно. То, что живёт там. А Стайлз уверен, что в эти моменты видит чистилище, если не сам ад.
Он не замечает, что сжимает кулаки, пока короткие ногти не впиваются в ладони.
— Я не боюсь, — глухо говорит он, сверля взглядом сухую траву под своими зависшими в воздухе носками кроссовок.
— Нет смысла мне врать, Стайлз.
На долгий взгляд Дерек не отвечает.
Они сидят в тишине ещё примерно две выкуренных сигареты, а как только солнце садится — возвращаются домой.
Магнитола молчит.
«Наверное, я веду себя как мудак.
10.08.2013»
* * *
«У моего психолога странная привычка кивать головой когда нужно и когда не нужно. По-моему, она такая же искусственная, как фикус в кабинете Хиккена. Меня тошнит от её духов. Меня тошнит от голубых цветов в горшке на её столе. Меня просто беспрерывно тошнит уже третий день.
17.08.2013»
— Хочешь чаю, милый?
Ну, вот. Как обычно.
Психологи считают, что стабильность — это лучшая успокоительная пилюля для смертельно больных пациентов.
Именно поэтому уже вторая суббота Стайлза начинается с чашки несладкой фруктовой бурды. Довольно вкусной, зато сама чашка — натуральный кошмар. Витая, тонкая, на изящной подножке, с изогнутой ручкой.
Он чувствует себя долбаной королевой Великобритании, когда пьёт из неё. К концу беседы даже почти начинает по-гейски (или по-королевски) оттопыривать палец. Да потому что оба пальца банально не влазят в крошечное ушко.
Раньше Стайлз любил пить чаи из огромной зелёной чашки, размером с три кулака — её подарил Скотт на какой-то из праздников. Пока Стайлз доносил этот таз до дивана в гостиной, на паркете за ним оставался мокрый след перелившегося через край напитка. Джон сначала ругался, а потом тоже начал наливать себе воды «с горкой».
— Если не хотите, чтобы я обблевал вам кабинет — лучше не стоит, — Стилински вежливо улыбается одними губами и падает в удобное кресло напротив своего психолога. Он напрягает зрение, чтобы увидеть имя на её бейджике, которое забывает уже во второй раз, и понимает, что не может его рассмотреть.
Зато на него смотрят спокойные голубые глаза сквозь стёкла очков, и ему становится почти стыдно за свой выпад. Эта женщина явно не виновата в том, что сегодня ему особенно хреново.
— Как ты себя чувствуешь?
— Отлично, — Стайлз складывает руки на груди и закидывает лодыжку на колено. Рассматривает свой белый «Найк» с нездоровым интересом, делая вид, что небольшая клякса влажной земли на заднике — это единственное, что беспокоит его на сегодняшний момент.
— Тебя начало тошнить?
— Не настолько, чтобы испортить вам аппетит прямо сейчас.
У него нет настроения говорить. Ему хочется домой. Голова болит просто нещадно, ещё и утренние хлопья норовят вот-вот покинуть желудок.
— Хорошо. В таком случае, расскажи мне, как прошла твоя неделя с нашей последней встречи?
И она улыбается.
Спокойно и довольно широко, слегка наклоняя голову, а Стайлз думает только о том, что она здорова. Она может позволить себе улыбаться вот так. Что это не ей сообщили диагноз, от которого хочется лезть на стену и выть, чтобы кто-нибудь забрал его. Чтобы не нужно было ждать чего-то.
Чего-то страшного, ведь рак — это очень, очень страшно. Это смерть, только не ради кого-то, как раньше. Это смерть ради смерти.
И Стайлзу страшно.
— Ну, эм-м… — длинно протягивает он, облизывая губы. Затем выставляет руки вперёд, уперев локти в подлокотники, и начинает загибать пальцы: — Я ел таблетки, спал, просыпался, любовался на порцию жалостливых взглядов от своих друзей, потом ел таблетки, снова спал, потом ездил с отцом на повторный анализ крови, затем ел таблетки… Вам действительно это интересно?
— Да, мне было бы интересно узнать немного
