сами видели. А насчёт пламени — он…
— Ну да, у него же был феникс.
…маги тоже взглянули, тоже видели это. Высокий силуэт человека в капюшоне на фоне побледневшего от испуга неба.
И над его головой — огненный знак, распластавший крылья феникс.
— Вроде как, он только руку протянул, а звери разбежались. Рванули — кто куда, со всех ног. Кто-то даже и в его сторону. А он просто развернулся и с холма начал спускаться, потом полыхнуло там, за холмом… ну, и всё.
Следы человека в плаще точно, спускаются с холма. Потом идут — неторопливые и ровные. Потом — чёрная проплешина. Магическое, быстро прогорающее пламя. Растопленный снег.
Больше нет следов.
«Чистые ходят в пламени», — шепчет Янист Олкест. Гриз впервые готова поспорить с ним о правильности цитат. Она помнит из дневников варга другое.
«Пламя — путь безумцев и чистых».
— Если это не Дитя Энкера, то я уж не знаю, кто. Вот я тебя и вызвал. До кучи ещё думал — может, просветишь, кто это сотворил? Отовсюду слышно, что будто бы варги…
Тихо охает Янист позади. Взглянул на Охотничью Плешь, представил, что последует: цвет аристократии Даматы… сейчас ещё журналисты подтянутся.
— Много жертв? — спрашивает Гриз, продолжая его мысль.
Охотник машет рукой на лагерь.
— Человек двадцать тут — мелкая знать и слуги в основном. Местные славу Дикту возносят — отвёл, мол, Всеотец. Раненых много. Худо другое — от егерей ничего не слышно. По-моему, о них и не вспомнил никто. Я думаю пойти посмотреть, ты со мной?
Вместе они оставляют холм и углубляются в лес — тихий и утративший нежно-розоватую рассветную гладкость. Тонкий снежный покров взорван, изрыт копытами, лежат посреди лесных дорог и троп поваленные стволы. Олкест шумно выдыхает — ещё не видел, как выглядит «тропа ярости» яприля.
Насмешники-скрогги примолкли ошеломлённо, что видели? Вот сожжены кусты — тут шёл виверний. А вот стремительный мах алапарда. Здесь неслась, хохоча и предвкушая кровь, гарпия.
Обратные следы тоже есть — совсем не такие страшные. Звери улепётывали стремительно. Будто кто-то шепнул: «Послушайте, это же не вы. Бегите от этих, чуждых…»
Говорю я, настоящий пастырь.
Изуродованный лес безмолвен и строг. Тяжко вздыхает ветер в кронах: зачем пришли? Поздно уже, тут всё без вас…
Гнедая загнанная лошадь — вздрагивает, с храпом пятится в кусты.
— Кого-то из загонщиков, — говорит Норн, когда Гриз оглаживает и успокаивает лошадку. — Привяжи покрепче, потом заберём. Мы уже близко — они где-то мили за две и должны были работать.
На ближайшей развилке отходит от них влево — Гриз и Янист берут вправо. Тропы в Охотничьей Пуще хорошие, наезженные за годы охот. На деревьях прибиты таблички-указатели — чтобы знатные охотники не потеряли лагерь из виду.
Гриз копается в слякотной неразберихе следов. Выстраивает их цепочки — кожей ощущая на себе взгляд Олкеста.
— Янист, я что говорила по поводу этого вашего «держать мысли в себе»?
— Думаете, это он? Тот самый, который… в Энкере?
— Если только у вас на примете нет другого варга уникальной силы, да ещё и с фениксом.
— Но… почему он так? Получается, он просто появился, спас людей, да? И не показался им, не поговорил, ничего не объяснил, просто исчез. Это всё как-то…
— Подозрительно?
За густыми кустами — поляна, на поляне — свора. Собаки скулят жалобно, бегают кругами. Двое псов зарылись в снег, мелко дрожат. Подозвать тихим голосом, успокоить — лаской и зельями. Слушая сердитое бормотание Олкеста. Подозрительно, что внезапный варг очень удобно появляется во время катастрофы. Так вовремя вмешивается. И уходит, оставляя за собой разве что домыслы да легенды. С чего бы это он?
— Потому что время ещё не пришло.
— Что, простите?
— Ничего, продолжайте.
Голос Яниста странным образом успокаивает, не даёт уплыть вслед за зрением и слухом (слух ловит мёртвую тишь, зрение — спутанные следы с пятнами крови).
— Вы думаете, он как-то связан с теми, кто натравил животных на лагерь.
— Я не утверждаю, но… как он вообще узнал, что они здесь будут?
— Феникс в небесах. Варг смотрел его глазами.
— Это я понял, но я не о том… как он вообще узнал, что это случится? Он же как-то сюда прибыл… получил сигнал или заранее был здесь?
Это кажется маловажным, понятным. Словно тот, другой, в капюшоне, идёт сейчас рядом по тропе. Говорит тихо: мы же вместе, сестра. Так что ты знаешь.
Ты же видела все эти зверинцы… питомники. В которых тоже было бешенство зверей. Куда приходили хищные пастыри. Кровавые пастыри. Но питомников слишком много, и я не знал — где начнётся… Здесь же было просто, ты понимаешь?
— Понимаю, да… Это должно было случиться обязательно — вот почему он был здесь.
— Боюсь, я не совсем по…
Она отворачивается от следов (теперь они уже густо испятнаны кровью), вглядывается в удивлённое лицо Яниста Олкеста.
— Этот варг… Пастырь. Был уверен, что те, другие, не пропустят Зимнюю Травлю.
— Почему тогда он не предупредил охотников? И почему не остановил животных сразу же?
Ты знаешь, сестра, — отвечает тот. Кажется — у него там хорошая улыбка, под капюшоном. Они были слишком далеко. И я не ожидал, что взбесятся животные в лагере. Силы мои велики, сестра, но я не могу остановить всех и сразу. Может, если бы они не были опутаны силой Хищных Пастырей… но я явился слишком поздно. Такое случается даже с теми, кто идёт сквозь пламя.
Пересказать это Олкесту Гриз не успевает: они натыкаются на первое тело. Парнишка-егерь лежит, глядя удивлёнными, широко раскрытыми глазами, в пальцах зажат посеребрённый рожок. Грудная клетка смята страшным ударом — алапард.
— Никто не выжил, — шепчет Олкест. — О Единый. Никто не выжил…
Под поваленными стволами, разодранными кустами, в оврагах — тела… Гриз кажется, что она вернулась в Заброшье, опять бежит с Мел по следам пропавшей охоты. Только снега слишком мало, и вместо россыпей ягод кровяницы — брызги крови, и никто не подумал прикрыть трупы белым, хрустким саваном.
— Уйдём, — просит Олкест, когда они находят шестого егеря. — Всё уже понятно, просто… уйдём. Не смотрите туда. Пожалуйста.
Гриз упрямо мотает головой. Прикрывает глаза пожилому, седоусому, пожранному пламенем виверния.
— Янист. Кричите.
— ?!
— Тихо идём, если кто живой — может, услышат. Давайте. В Энкере у вас получилось неплохо.
Дарит ему кривую улыбку — крепость в порядке, крепость выстоит… Непонятно, чем Олкест ошеломлён больше: гримасой Гриз или распоряжением, но он набирает воздуха побольше — и сотрясает лес пронзительным: «Эээээй, кто живооооой?!»
Вот и
