не выбирал.
Я вздохнул еще раз, совершенно по-спикерски. И тут опять зазвонил мой мобильный. Это был Витюша.
— Ты где?
— Близко. Что случилось?
— Тебя на малый совет зовут. Ищут, найти не могут.
— Мой номер у всех есть. Пусть не идиотничают.
— Потеряли, наверное.
— В очередной раз, значит… Подожди, какой малый совет? В плане на сегодня ничего нет.
— Внесли только что.
Я выругался.
— Сколько минут осталось?
— Пять.
— Бегу.
Совет заседал уже минут тридцать. Наш вопрос значился в самом конце повестки и назвался «Об аккредитации». Хорошо, что всё подготовили заранее. Докладчиком, как всегда, был депутат из соответствующей комиссии. И, как всегда, этим депутатом была Алина Вениаминовна Тарарыкина.
Алина Вениаминовна среди обитателей нашего здания тоже отличалась повышенной кипучестью. Правда, хоть какие-нибудь материальные следы ее деятельности отыскать было невозможно. В персональном кабинете вместо Тарарыкиной обычно сиживала, глядя на мир исподлобья, толстая и страшная помощница. Алина же Вениаминовна быстро курсировала по всем этажам или уезжала читать какие-то лекции.
Ходила она, как правило, в брючных костюмах, стриглась коротко, под мальчика. Среди коллег-депутатов считалась носительницей комсомольского задора, хотя по возрасту была ближе к ветеранам труда. Еще в парламентском кругу бытовало мнение, что Тарарыкина — ведущий наш эксперт по пиар-технологиям и СМИ. На чем оно было основано, лично я сказать затруднялся. Согласно опубликованной перед выборами биографии, Алина Вениаминовна недолгое время руководила службой продаж одного медиа-холдинга. Затем господа акционеры выдвинули ее в заксобрание: отстаивать интересы. О том, написала ли она сама хотя бы строчку в газету, ничего известно не было.
Депутаты были сегодня в хорошем настроении. Может быть, потому что прошлое заседание законодательного собрания имело место две недели назад. А, возможно, и оттого, что общий сбор всех парламентариев переносился еще на неделю вперед. Причина переноса была банальной. Просто исполнительная наша власть в пожарном порядке внесла на рассмотрение слуг народа кучу бумаг, и депутатские комиссии не успевали эту кучу переварить.
Против переноса пленарного заседания никто не возражал, даже парочка записных оппозиционеров. Но я кожей чувствовал, как нервничает спикер, то ли уже получивший втык от губернатора, то ли мучительно его ожидавший.
— Вопрос номер двадцать пять, — объявил Хрюшников и поправил очки, съехавшие почти на кончик носа. — Алина Вениаминовна, давай.
— Уважаемые коллеги, предлагается на утверждение список журналистов для аккредитации, — скороговоркой начала Тарарыкина, глядя куда-то вбок и вниз. — Документы готовы, завизированы всеми отделами. Заключение нашей комиссии: утвердить.
Хрюшников выпрямился в кресле.
— Возражений нет, товарищи?
Я, как всегда, пристроившийся в дальнем углу, закрыл блокнот. В таких случаях народные избранники даже не поднимали руки.
— У меня есть возражение! — вдруг раздался взволнованный голос.
Малый совет вздрогнул. Двое сидевших передо мной депутатов перестали обмениваться анекдотами.
— Алексей Николаевич, ты что — против? — спикер снял очки.
— Уважаемые коллеги, я хотел бы высказать особое мнение, — со своего места поднялся мой полный тезка — депутат Колотушко, член фракции «Коммунисты и беспартийные».
Совет подобрался, предчувствуя интересное.
Алексей Николаевич Колотушко не слыл великим молчальником, но и особыми мнениями направо и налево не разбрасывался. Партийно-фракционная принадлежность не мешала ему голосовать, как правило, заодно с правящим большинством. В миру он был директором музыкального театра, из имеющихся в городе самого бедствующего. Отчаянное положение этого очага культуры не мешало Колотушке раскатывать на джипе «Чероки». Машина, впрочем, как я слышал, была приобретена сыном Алексея Николаевича — брокером товарно-сырьевой биржи.
— Слушаем тебя, Алексей Николаевич, — молвил спикер.
— Я внимательно изучил список журналистов, которые желают получить аккредитацию, — зычно начал депутат, — и был очень удивлен, увидев там фамилию Собакина из «Современной газеты». Я очень хорошо, к несчастью, знаю этого человека. Докладываю вам: это горький пьяница и антисоциальный элемент. Его выгоняли отовсюду, где он только пытался работать. Он ярый скандалист и профессиональный собиратель самых грязных сплетен. Такие, как Собакин, не могут объективно освещать деятельность нашего парламента!
Когда Колотушко, наконец, завершил свой гневный спич, в зале царило тихое веселье. Хрюшников посмотрел на Тарарыкину. Та молчала. Кто-то из парламентариев засмеялся в голос.
— Алексей Николаевич, прокомментируйте.
Тарарыкина смотрела на меня и обращалась явно ко мне. Я встал и глянул на спикера. Тот вроде бы не возражал.
— Уважаемые депутаты! Что касается аккредитации СМИ, мы обязаны действовать в соответствии с федеральным законом. Иначе нас поправят через прокуратуру или суд. Пресс-служба отвечает за то, чтобы подобных случаев не было, — произнося это, я чувствовал, как обиженный депутат сверлит меня глазами. — «Современная газета» подала заявку на аккредитацию в срок и оформила ее правильно. У нас нет законной причины отказать ей. Это могут подтвердить юристы. Если упомянутый человек будет являться в пьяном виде, тогда и станем реагировать. Ну а моральный облик — это не по нашей части.
— Да они там все такие! — добродушно подал реплику с места депутат Колыхаев, хозяин империи мебельных салонов и загородной резиденции с пристанью для катеров и яхт.
Зал смеялся уже в открытую. У Колыхаева колыхались даже его мясистые щеки.
— Юристы что скажут? — спикер двинул бровями.
— Мне добавить нечего, — сказала Светлана Ивановна, уже при трех спикерах начальница юротдела.
— Извини, Алексей Николаевич, поделать ничего не можем, — обращаясь к моему тезке, подытожил Хрюшников.
На этом заседание малого совета завершилось.
Близилось время обеда, а у меня было ощущение, что уже как минимум шестой час вечера. Я откинулся в своем кресле и повторно посмотрел в окно. Собаки, ранее интенсивно занимавшиеся любовью, куда-то подевались. Под пихтами предприниматели без образования юридического лица, да и вообще без всяких правовых оснований торговали трусами. Пора было рапортовать.
Я снял трубку старинного аппарата и набрал короткий номер Забегалова.
— Валентин Юрьевич, редакция «Фактов и комментариев» ждет текст вашего ответа.
— Хорошо. Через пятнадцать минут подойдите ко мне на совещание.
Я послушал короткие гудки в трубке и медленно положил ее на место. Рядом тренькнул городской телефон.
— Привет еще раз. Это Онищенко. Скажи, парламент будет реагировать на заметку про управделами?
— Может, и будет.
— Это официальный ответ?
— Не придуривайся. Официального ответа пока нет.
— То есть, он готовится?
— Я этого не говорил.
— Ну, скажи хоть что-нибудь! Из чего мне информацию писать? — взмолился Онищенко.
— А это обязательно? — спросил я.
— Это же сенсация!
— Тоже мне сенсация.
— Ты же имеешь право делать заявления для СМИ.
— Только по поручению спикера или малого совета. Потерпи, Вася. Чует мое сердце, будет продолжение у этой истории. Но это тоже не для печати, — уточнил я.
Обнадежив собственного корреспондента «Интерксерокса», я запихнул блокнот в карман пиджака и зашагал к лифту.
Настроение у Валентина Юрьевича
